Я стараюсь не придумывать героев, слишком уж не вписывающихся в мир произведений, по которым пишу фанфикшен, но после пятисотого прочтения «Маленького принца», во время дежурной депрессии…


ПРЕДВЕЩАЮЩИЙ

Ведь это спутник, мой дублер случайный,
И с ним мы познакомились случайно
В палате для случайностей, которым
Есть маленькое злое имя — смерть.

В. Луговской


— …мне так одиноко! Архитектор, ты создал меня для вселенского одиночества? зачем? Разве матрица не может существовать без меня? Разве у меня есть цель в существовании? Для чего я вообще нужен?
— Что бы находить знаки…
— Что бы…

* * *

В воздухе отчетливо и неприятно пахло дешевым одеколоном, одним из тех, которыми пользуются опустившиеся интеллигенты — слишком много слишком плохо подобранных ароматов, слишком много спирта, слишком дешево стоит, что бы купить. Киру на секунду пришло в голову, что это могут быть агенты, но он тут же отогнал эту мысль. Конечно, это были не они… было бы странно, если бы агенты пахли самым дешевым одеколоном с самой дальней полки провинциального парфюмерного магазина.
В переулке было темно, потому, что дома наверху точно срослись крышами, наклонясь друг к другу, как для продолжительной беседы, а наверху сейчас шел дождь, его тяжелые капли ударялись о кровлю, но почти не проникали внутрь. На асфальте были глубокие лужи затхлой воды (видимо, общая крыша домов, все же, протекала) воздух был очень влажен, но, не смотря на это, запах был очень четким, как если бы Кир сам пользовался этим одеколоном. Ему было немного не по себе — сердце почему-то бешено колотилось, отбивая прописанный такт, и он уже не мог точно сказать, слышит ли он на самом деле, или ему только мерещится скрип ботинок где-то позади… негромкие шаги… плеск лужи… чей-то свист, складывающийся в мелодию… потом свист перешел в текст…
«Is there anybody going to listen to my story, all about the girl who came to stay?..» — послышалось у Кира за спиной. Сиплый голос пел негромко, но как-то отталкивающе, странно растягивая слова, точно магнитофон, в котором садились батарейки. Запах одеколона стал удушающе-невыносимым. Ужас пробрался своими холодными руками под кожу повстанца, задевая все нервные окончания дрожащими пальцами…
Кир не выдержал, резко сорвался с места и побежал вперед, на улицу, к свету, как можно дальше от этого затхлого кошмара. Он не знал, следует ли за ним тот обладатель сиплого голоса и скрипящей обуви. Ему просто хотелось убежать, выбежать на свет, только что бы избавиться от этого проклятого наваждения. Дождь внезапно оборвался. Кир выбежал на улицу из извилистого и страшного коридора. Свет ударил ему в лицо. Скрип башмаков исчез где-то позади. Запах одеколона рассеялся, исчез и сдавливающий страх. Кир посмотрел себе под ноги — он стоял в луже, оставшейся после дождя. У его ног лежала белая роза. Она была раздавлена, стебель сломан…
Кир поддел ее ногой, и тут же услышал позади себя шаги. Не те, что слышал только что — усталые, скрипучие, немного рассеянные, но четкие, идеально выверенные, знакомые, до ощущения щекочущей боли где-то в мозгу. Повстанец резко обернулся. Сквозь щели в крыше, проникал золотистый свет. Последние капли редкими падающими звездами стекали вниз, играя в лучах света, как расплавленное золото. Шаг. Еще шаг. Металлический щелчок. Кир сорвался с места…
Поздно. Его тело упало в лужу, вода которой стала ярко-красной. В предсмертном движении его смуглые пальцы, точно перебирая невидимый бисер, опустились под воду. Они нащупали белую розу, ставшую алой от крови, и шип царапнул подушечку указательного пальца. Слабая боль, похожая на удар бархатной лапкой котенка, стала последним, что он ощутил.

* * *

— …находить знаки? какие? зачем? где?
— Где? В матрице. Какие? Ты поймешь сам. Зачем? Потому, что это твоя цель.
— Почему ты гнался за тем… человеком?
— Я хотел предупредить его. Предупредить о том, что с ним случится. Но есть кое-что, чего…

* * *

Лил сильный дождь. Люди торопливо сновали по улице, сталкиваясь, сливаясь в небольшие группы и снова разбегаясь. В большой луже лежала белая роза, ее стебель был сломан, радуга бензина подернула ее мятые лепестки. Никто не обращал внимания на нее, все спешили по своим делам. И только один странный, долговязый чудак, почему-то заинтересовался королевой цветов, лежащей в луже. Он наклонился и поднял ее, аккуратно сжав стебель, и поднес к самым глазам. Мутная, грязная вода капала с поврежденных лепестков, как кровь. Его рука с нежностью скользнула вдоль стебля… он был почти влюблен в этот странный мертвый цветок. Он прижал ее к груди, и из глаз его невольно потекли на лепестки, омертвевшие от безразличия других, крупные слезы, похожие на капли дождя, льющегося с неба. Так они стояли втроем — мужчина, роза и дождь. Их никто не замечал, и никого не замечали они. Это была похоронная церемония, прервать которую было бы кощунством.
Никто не знал, что за человек был этот чудак, никто не знал, куда и откуда он шел по людной улице, и почему потерянная час назад свадебной процессией роза так потрясла его, но, Казалось, он оплакивал смерть цветка, как другие плачут над погибшей женщиной. Эта роза была ему сейчас дороже всего на свете. Он поднес грязный цветок к лицу и поцеловал ее разрозненные, пропитавшиеся грязью лепестки.
— Белая роза… — тихо сказал он, прижимая ее к себе, — белая роза, ты совсем не виновата в том, что здесь случится. Ты совсем не виновата в смерти, белая роза. Если бы я мог, я бы взял тебя с собой. Прощай, белая роза. Ты должна остаться здесь.
Он разжал пальцы, и роза упала обратно в лужу. Высоко поднявшиеся на какую-то секунду брызги, казалось, были кроваво-красными. Но этого, конечно, никто не заметил… А странный человек в черном кожаном женском пальто, ушел, тихо напевая себе под нос все ту же песню: «…and she promises the earth to me and I believe her, after all this time, I don’t know why…»
И никто даже не посмотрел ему вслед. Может быть, потому, что они не знали, что случится здесь спустя совсем маленький отрезок времени. Даже прежде, чем кончится дождь. Может быть, даже раньше, чем серебристый «Фольксваген» успеет отъехать от тротуара.

* * *

— …я не понимаю.
— Чего ты не понимаешь?
— Всего. Кто оставляет эти розы? Почему они значат схватку? и схватку кого с кем? Откуда я знаю, что они значат?
— Я не знаю.
— Как же так, Архитектор? Ты ведь создал меня! Ты должен знать, кто я, и для чего нужен, разве нет?
— Не я создал тебя.
— Не ты?..

* * *

«She’s the kind of girl you want so much it makes you sorry…» — гулко разносилось по белым коридорам обители Архитектора. На полу одного из коридоров сидел высокий, худой, узкоплечий мужчина. Он был одет в выцветшие узкие джинсы, черное кожаное, явно женское, пальто, которое было расстегнуто, и из-под него виднелась белая, давно не стиранная, рубашка. Дополняло костюм нелепо висевшее на шее, завязанное узлом, чуть похожим на эшафотный, немного линялое шелковое серое кашне с мелким рисунком. Почему-то мужчина был весь мокрый, как если бы попал под сильный дождь — вода текла с его довольно длинных седых волос, оттенок которых было сложно разобрать — они были очень грязными, сальными, со спутанными прядями, из рукавов пальто вытекали маленькие ручейки, рубашка была мокрой, с бахромы кашне срывались капли, выбивавшие на полу странную мелодию.
Левой рукой он сжимал белую розу, поломанную, растоптанную, грязную, немного напоминающую его самого. В его глазах была невыразимая печаль, о которой можно было догадаться только заглянув в самые недра зрачков. И, все же, она была. Никто не знал, что это за человек. Никто не знал, кто этот человек, откуда он пришел и зачем. Никто, даже он сам.
Свободной рукой он вытащил из внутреннего кармана пальто мятую пачку сигарет с ментолом. Она тоже была мокрой, но он не обратил на это внимания. Влажная спичка тихо чиркнула в тишине коридора, и даже ее огонек казался каким-то вялым и мокрым. Человек торопливо закурил, а затем, прежде, чем спичка погасла, он поджег розу. Ее листья и лепестки горели медленно, так медленно, что, казалось, огонь жалеет былую красоту цветка.
— Прости меня, белая роза, — тихо сказал мужчина, — прости меня. Ты не в чем не виновата, ты просто знак, знак который я должен был найти. Прости…
Огонь, наконец, объял весь цветок, и человек, с сожалением положил его на пол. Медленно и печально роза превращалась в собственную копию из золы. Человек встал, не дожидаясь, пока цветок догорит, и спешно ушел куда-то вдаль по коридору. Его ботинки скрипели и в воздухе распространялся навязчивый запах дешевого одеколона.

* * *

— …но кто тогда?
— Не знаю. Наверное, Бог.
— Бог? Значит, я не программа…

* * *

Он шел по темной улице. Дождь лил настолько сильно, что, казалось, суждено повториться потопу. Спутанные седые волосы падали одинокому страннику на глаза, мешая вглядываться в лужи у себя под ногами. Он искал розу. Он знал, что здесь где-то должно лежать послание — маленький знак, знак для него. Смерть ведь не отправляет писем в конвертах, не в ее власти позвонить на домашний номер того, кто не имеет дома. Она расскажет о своих планах, но расскажет так, что прочтет лишь тот, кто привык читать ее послания.
— Где же ты, белая роза? — Прошептал он, нагибаясь к лужам.
Но роза не отзывалась. Мужчина опустился на колени, и начал, точно слепой, шарить руками по мокрому асфальту. Он то и дело натыкался на окурки, осколки бутылок, всякий мелкий мусор, покрывающий землю городов. Но розы не было. Он искал, но не находил, волосы падали на глаза, холодные струи заливались пол пальто и за ворот рубашки, кашне ушило его, дышать было тяжело…
— Ты же должна быть здесь, роза. Я знаю, ты должна быть где-то здесь, — бормотал он, тщетно вглядываясь в зеленовато-коричневую мутную воду луж.

* * *

— …но кто же я тогда?
— Ты — Предвещающий…

* * *

Наконец, он нашел ее. Только на этот раз, роза была не белая, а бордовая. Он внимательно посмотрел на нее, не обращая внимания на все усиливающийся дождь.
— Будет еще один дождь, верно, бордовая роза? — Спросил он, тихо улыбнувшись. Он обнял пальцами бордовую розу и прижал ее к груди, — ты останешься со мной, бордовая роза. Пойдем. Ты мертва, я знаю, ты мертва так же, как и другие, но, в то же время, не так…
И он ушел сквозь дождь, унося с собой особый знак — мертвую бордовую розу. Он шел, тихо напевая песню, которую так любил: «…she acts as if it’s understood…».
И дождь аккомпанировал ему. Он шел сквозь тучи капель, прижимая к себе цветок так сильно, как прижимал бы любимую женщину. Это было похоже на похороны и свадьбу одновременно. Так он встречал неизбежное для других, но бывшее для него единственным элементом жизни — так он встречал Смерть, которую так, не догадываясь об этом сам, любил. И Смерть отвечала ему взаимностью, бросая на его пути розы.
«…will she still believe it when he’s dead?..» — доносилось из дождя еще некоторое время. Потом голос стих. Но этого опять никто не заметил…



P.S. песня, которая упоминается в тексте — битловская «Girl»

__________________
Скажите – зачем нам вообще нужен Рай?

Открой мне ветер свою душу
Принеси в меня огня
Я вижу как легко ты рушишь
И хочу понять тебя © Игорь Тей

{исчез. Просто исчез} {в клубах любителей и фанатов творчества}

Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged