Он спешил. Время было на исходе. Капитаны сейчас придут на этаж, и все поднимутся наверх. Те, кто даже ножа в руках никогда не держал, и те, кто сражается всю жизнь – все встанут на защиту последней надежды - Зиона.
Ручка бегала по бумаге. Взгляд скользил туда-сюда. Шепот и скрип, откуда-то – гром и глухие удары. Дочь должна вернуться сейчас из операторской, она появится, и придется идти,… а надо закончить. Он спешил.

«…все мы думаем о смысле. О правоте или неправоте поступков, добре и зле. Мы размышляем о реальности: имеют ли право люди лишать других легкого счастья ради правды? Зачем – и как жить, соединяя свет и тьму? Лючия, ты все это хорошо понимаешь – только не написанное, а то, что мыслится между строк. Понимаешь и поэтому счастлива.

Но может, ты живешь иначе? Совсем по-другому? Я не стараюсь видеть то, что скрыто в тебе от меня. Если ты мучишься, если не хочешь говорить о непонимании, о злости, я хочу просто поддержать тебя. Послушай.

Рассуждения в одиночестве тренируют ум и обогащают человека, но мучают душу. Рассуждения сообща лишают свободы. Истина – в рассуждении человечества. В истории мысли. Однако, как бы история наша ни была красива и логична, она немыслима без восприятия её человеком. Её просто нет для нас, пока мы с ней не знакомы. Но когда мы объединяем свою точку зрения с исторической, логика может вывести к истине. Это мое мнение…
Можешь не соглашаться. Но это письмо только для тебя. Ведь сегодня начнется бой, с которого я не надеюсь вернуться.
Я передаю мысли, которые помогали мне жить. Надеюсь, что помогут и тебе. Я соавтор их, вместе с жившими и живущими в мире людьми.

Истина суть реальность. Это «имена одного понятия».
Реальность – мысль, в которую мы с наибольшей искренностью верим. Вера - это мера правды.
Верить или нет - это и есть выбор. Тот самый, без которого люди над собой не властны.
Жизнь кажется закончившейся… а вера говорит «нет». Потому что вера не терпит доводов рассудка. Если и верить…то только слепо.»

Тук, тук. Закрыл блокнот, натянул сапоги, вытащил из-под койки не знавшее ещё боя оружие и вылетел в дверь…
Лючия была в операторской у коммандера, и её все ещё не было. «Но пообещала мне, что уйдет вниз!» Он задумался на секунду, постоял у двери. Потом, тряхнув головой и чертыхнувшись, побежал с остальными к лифту. Грохот скрипящих железяк глушил его мысли о дочери.
Перед глазами Феникса мелькали четкие картинки: сначала полуискусственный зародыш в белом, пахнущем стерильностью инкубаторе; позже крохотное розовое тельце, в первый раз на руках: личико с громадными, опушенными ресничками, черными глазами, милый приподнятый нос, пухлые губки; в пять лет – малышка-хохотушка; в десять – школьница; в пятнадцать – обворожительная девушка в пышных русых локонах, стройная, сияющая… и месяц назад. Апатичная студентка, вялая, злая, бросающаяся на снотворное, притворно смешливая… Что с ней стало, он не знал и не спрашивал.

Лифт открылся. Топот тысяч ног увлек Феникса за собой, заставляя колыхаться среди массы испуганных, нервных, обозлившихся людей, слушать их громкий напряженный обмен фразами... Все жутко боялись, даже военные.
«Ё, да чтоб твою!...» - Феникс всем телом рухнул в яму, запнувшись об дурацкий провод ограждения и как следует выругавшись. Тут же он осознал, что именно это и есть пункт назначения. Снайперское окошко.
- Капитан? Какими судьбами в нашей дырке? – старший помощник с «Прометея», лучший когда-то друг, удивленно и серьезно смотрел прямо ему в глаза.
- Ох, Старк, дай лучше руку. Привет. Как делишки?
- Не сейчас. Тихо.
- Уже время?
- Не успеваю доделать бомбы. Говорят, вот-вот будут.
- Близко?
- Я их уже слышу…

Как будто по волшебству, тотчас в ответ на слова Старка раздался отчетливый дребезжащий гул…и тысячи, десятки тысяч, полуживое море осьминогов провалились в купол, наполняя пространство роящимся металлом. Феникс завороженно любовался ими, безотчетно, но страшно.
- Господи. Мы не сдадимся без боя. Вы думаете, мы идем на смерть? – тут капитан очнулся и взял в руки пушку.
- Я считаю, Старк, мы идем в мясорубку. Живой фарш, понимаешь? Разница одна. – он зарядил оружие.
- Какая?
Феникс прицелился и поглядел на помощника.
- Мы – стреляем! – и одновременно со вспышкой выстрела с его губ слетел громкий испуганный крик.
Девичья фигурка в сером платье казалась цветком среди развалин города. Её движения были красивы и плавны. Волосы вились под раскаленным ветром, платье трепетало у колен.
- Лючия…- выдохнул отец.
Быстро сбежав по планке перехода, она застыла на минуту на чугунном пятачке вывернутого люка. Губы её тихо шевелились. Шепча что-то, она перепрыгнула поручень и пробежала несколько метров по мостику, где уже лежали окровавленные люди. Приближаясь к дышащей смертью лавине, она все больше расцветала, будто это было неслыханным блаженством.
Секунды времени хватило лишь на вздох. Она не успела даже улыбнуться – след счастья лишь мигнул на губах… В тот миг, когда тело Лючии было поглощено стаей охотников, из-под извивающихся щупалец донесся совершенно адский, потрясенный, нечеловеческой силы звук. А потом черно-алая кровь брызнула на железо, и туча машин унеслась вперед.

* * *

Что было потом? Старк едва удержал капитана от немедленной смерти, только сила и толстая палка позволили оглушить его и дотащить до медпункта, где тотчас же диагностировали: кома.
Это было длинное, тяжелое время. К счастью, птицы, а особенно Фениксы, чрезвычайно живучи. Придя в себя и встав на ноги, первый же день он посвятил дочери.

Операторы Лока.
Вы работали рядом в тот день. Что вы помните о Лючии, симпатичная такая, тоненькая, едва из училища? Что-то было с ней не так или, может, тот день её изменил как-нибудь?
- Да нет…
Идиоты. Не следят за человеком, а ведь хотя бы из-за неопытности бы следили? А что она сделала, когда обстрел начался? Почему вы дали ей уйти?
- Встала и ушла. Попрощалась – и след её простыл.
- Сказала что-то вроде «люди навсегда»… Или машины?
- Лючия вообще странная, молчит себе, рисует сидит. А тогда – взяла и ускакала.
- Кто? Не пытались. Что мне, жить надоело? Сошла с ума – так сошла, её дело.
- Да мало ли в Зионе с собой кончают!
- Да вы что? Кто ж чокнутую удержит-то?
- Я вот тетрадь у ней нашел, за компьютером. Ковырялась в ней вечно…

Феникс подержал немного розоватую стопку листочков бумаги. Открыл и опустил глаза на первую запись. Операторы разбрелись по домам. Худой темнокожий мужчина с ярко блестящей челкой все стоял и смотрел в исписанный грязный дневник.

Дочитав до конца, он прикрыл веки и присел на пол. Посидев так недолго, Феникс вскочил и резким, чеканным шагом прошел в свою каютку. Не видели его после этого около года.

* * *

Дневник Лючии

11 ИЮЛЯ. Господи. Как скучно. Что это за город, в котором можно стать только военным или наркоманом. Что за железо, что за противная нора – мы, рожденные свободными, не знаем, что такое ветер, солнце и небо. Рожденные свободными? Абсурд, фигня полная! Мы ещё больше рабы своего Зиона, чем они все – Матрицы. Даже танцы, то утешение, которое любят все наши, мне недоступны. Возраст, значит, не тот. Семнадцать лет вместо восемнадцати. ЧУШЬ! Ох, ну почему же здесь так скучно?! Остается только накачиваться наркотой. Или напиваться до потери пульса. Тоже мне свобода называется.
Блин, я так злюсь на эту сволочь у ворот храма – «подожди, девочка, куда ты?»…

13 ИЮЛЯ. Он говорит «не люблю». Майкл говорит «я не люблю». Я не люблю глупых застенчивых школьниц. Значит, если я скрывала, что могу мыслить, потому что вокруг него так и вьются идиотки…
Почему я его так обожаю? Он совсем мне не пара, он нарик и пьяница, любит только своих проституток. Почему я ТАК сильно его люблю?! А он меня – нет. Я не могу больше быть рядом, даже как ненужный придаток. Мне ведь больше ничего не надо – чтобы только его видеть каждый день…

А что такое судьба? Может, она такая, что меня не будет никто никогда любить?

15 ИЮЛЯ. Я помню, как однажды Ронни сказала, что не может жить. Я рассказала ей про свою мысль – о том, что когда-нибудь Зион станет таким же, как Матрица, а она заплакала и послала меня к черту. Нам страшно. Мы загниваем. Вся жизнь в водопроводе. Иного нет, война, которая никогда не окончится, чушь про предсказания и Мессию, только выдумки, чтобы мы все разом не вспороли вены от безысходности.
Мне тоже приходится останавливать себя.

Я ещё написать забыла. Про истину. Что, когда думаешь о смысле жизни (хреново, да), о том, как жить, что такое мир… в конечном итоге всегда отгоняешь правду от себя.
Я помню одно – когда заканчиваешь логический путь, возникает одна эмоция. Её можно описать в словах. «Так не должно быть».
Поэтому не удастся дорваться до истины никогда. Просто никто не может её принять.
Что же это такое? Страшно или грустно, или мне все только кажется…

17 ИЮЛЯ. Ронни умерла. Не скажу ни слова, только постою над её прахом. Меня ведут на кладбище – я пойду. Никогда не скажу, что знаю, почему она умерла.
Не скажу.
Я тоже думаю, что так больше жить невозможно. Но должен же быть какой-то выход. Злость берет.

18 ИЮЛЯ. Я вчера ночью наглоталась гашиша и чуть не… ну, понимаете.
Мне было плохо… папа думал, лихорадка, что я простудилась, вызвал врача, которому я успела шепнуть, чтобы он смолчал, что со мной. Я кричала ночью… а отец вставал и успокаивал меня, давал – представляете? – анальгин и морфий, пел мне какую-то ерунду, укачивал меня, корову, на руках.
Стыдно немного перед ним. Так меня любит и ничего не знает. А если я ему скажу, боюсь, жалость будет сильнее понимания, и он только пожалеет меня.

21 ИЮЛЯ. Продолжаю логику. Сегодня меня тянет на уравнения с неизвестными и доказательствами. Тема доклада – город З.
Итак. Зион. Сделан давно. Построен машинами. Я так решила. Люди не могли создать город, лишенный лица. Он точен, рационален, красив. Строения идеальны. Идеальны и просты, точно для младенца.

Одежда – и она говорит. Взгляд – и все ясно – нас одевают, а не мы носим. А корабли?
Я о них даже молчу. Слишком похожи на создания машин.

22 ИЮЛЯ. Наверно, и мы как-то контролируемся, раз они позволяют нам жить, более того, заинтересованы в нашей жизнедеятельности…
Но правда ЗЛИТ! И то, что мы несвободны, и то, что Зион – дитя машин, и все подобное. ЗЛИТ! Вот оно, то, что мешает задуматься о правде. По-моему…
Человек не должен знать о мире все. А то не видать спокойствия, а знаешь лишь отчаяние. Так разве надо давать людям правду?

24 ИЮЛЯ. Машины были правы. Вовсе не из-за войны построили Матрицу, а из-за того, что мы были готовы «во имя истины» разрушить мир. Правдой была экологическая катастрофа. Эту правду скрыли, и как же люди стали глупы и счастливы в своем неведении! И был создан правильный путь. Свободный мир совершенного искусства. Чуть кто-то понял, что что-то не так… он – угроза счастью других. Равновесию системы.

Ну мы и лохи! Прекрасно, что есть проги, стерегущие систему. Ведь это – разумный путь! Это – совершенство! Совершенство ЛЖИ.
Всякое искусство – это ложь. Чем лживее картина, книга, тем она ИСКУСТВЕННЕЕ.
Машины обладают идеальным чистым разумом. Тогда все, что они делают, логично и неопровержимо. Все.
Значит, конечная цель жизни – это ложь. Не лучше ли смириться с голосом рассудка? Куда нам-то до них… Ведь правда причиняет боль, не так ли?
Больно.

А ведь мы говорим об одном. «Скрыть истину, долой отчаяние». Так вперед! Давайте! Подключите меня, дуру, к себе в Матрицу, если можете!

Да я и помогу вам! Агентом хочу быть. Повстанцев, уродов, мочить. Зачем они нас счастья лишают, зачем??? Я же оператор. По образованию. Вот и пошлю им запрос... на «стать программой»… Неужели счастье возможно?!

25 ИЮЛЯ. Я – машина… Я пытаюсь привыкать к этой мысли. Немного получается. Эмоции исчезают одна за другой.
Осталось три – жалость, злость, радость. Никак не могу убрать их.
Майкл приходил просить прощения. Я его послала на три буквы. Не нужен он мне нафиг.
Радость – это насчет того, что я теряю душу. Звучит как богохульство. А я и не верила никогда. Вера по сути – ложь, только осознаваемая. Я не могу верить, мне надо логики, логики, ЕЩЁ ЛОГИКИ, РАЗУМА…

1 АВГУСТА. Военное положение.

Всюду бегает какой-то мелкий парень и орёт, что верит в конец войны. Достал уже.
Всех готовят к сражению, я тоже замешана. Сижу у пульта слежения и жду. Свободы.
Давайте, бурите быстрее! Может, что-то выйдет, я не могу так больше! Я умру, но не буду жить безо всякой цели…

2 АВГУСТА. Сегодня свершится. Я уйду к ним на службу. Не могу жить без места в жизни. Вера мне не поможет. Мне поможет разум. Они идут. Сердце стучит. На волю, к свободе, ко лжи, к великой иллюзии… Уничтожьте мне память.
Больно и страшно, и я должна побороть это, должна.

Я иду. Прощайте, чувства. Люди… пусть вас всех освободят от истины. Мечта…
(конец дневника)


* * *


TO BE CONTINIED

Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged