О вирусах
Все началось с того, что я решил, так сказать, продемонстрировать путь к финальной битве с третьего среза, после «Безумного часовщика» и «Предвещающего» (рассказ «Милая маленькая Анита»). Но потом мне пришло в голову написать цикл зарисовок, посвященных вирусам и «безродным программам» матрицы.
МИЛАЯ МАЛЕНЬКАЯ АНИТА
Потому, что смерть невинна…
О. Мандельштам
Эмоции.
Было необходимо наделить программы чувствами, иначе они не смогли бы адекватно вписаться в человеческое сообщество. Любовь — очень сложное и многогранное чувство, и она не является простой связью двух объектов даже у программ. Как раз напротив, программам любовь способна открывать большие страдания и большие наслаждения, нежели людям, потому, что является для них еще большей загадкой.
И не важно, любовь ли это братская, сексуальная, материнская, или, скажем, «любовь преследования» — различия есть только во внешних проявлениях, суть же, неразрушимая и постоянная, остается той же.
* * *
— И ты рассчитывал на то, что сможешь убежать? — Раздался насмешливый голос откуда-то сверху. Даймонд с трудом разлепил глаза, залитые кровью — лоб был рассечен — и попытался разглядеть черты того, кто с ним говорил, но тщетно. «Анита, — подумал бывший агент, — где Анита?»
— Анита… — хрипло произнес Даймонд.
— Что? — Иронично поинтересовался голос.
* * *
Это было так недавно… всего два месяца назад. Началось это на старом, давно заброшенном складе. Агент Даймонд там выполнял не совсем рядовое задание — уничтожение программы, вышедшей из-под контроля системы. Это было немногим опаснее, чем нейтрализация потенциального отключенного, но намного, намного сложнее: каждая программа обладает своими особенностями и многие из них неуязвимы для пуль. Однако же, не смотря на это, уничтожение неконтролируемых программ, не относилось системой к сложным или опасным.
Но все это хорошо, когда холодный голос монотонно бубнит в наушник. Сейчас же, когда напротив агента стоял рослый брюнет с всклокоченной шевелюрой, все эти мысли уступили место странному чувству, похожему на страх и охотничий азарт одновременно. Многие считают, что программы не способны испытывать эмоции, но, на самом деле, это не так. Просто эмоции программ отличаются по сути и выражению от людских эмоций настолько, что люди не способны их заметить. И вот, в эту самую секунду, когда почти безвредная программа, способная быть опасной лишь теоретически, раскрывала свой боевой потенциал, Даймонд ощутил неприятное покалывание страха где-то в районе поясницы. Брюнет, казалось, почувствовал это минутное колебание, и медленно извлек из-за пояса маленький черный револьвер. Опасности в этом револьвере — для агента — не было. Но, все же, это выглядело жутко. Семнадцать жертв. Двенадцать людей и пять программ.
Даймонд медленно приблизился к жертве. Или к охотнику? Брюнет напрягся, Даймонд сделал обманное движение правой рукой, затем быстро выбросил вперед левую и вцепился пальцами в ворот рубашки врага. Тот слегка прогнулся назад и потряс головой, так что рука агента невольно отпустила его.
— Сдавайся, — чуть охрипшим голосом сказал Даймонд, — все равно с тобой все кончено.
Противник обнажил зубы, быстро развернулся и попытался ударить агента по ребрам правой рукой, но Даймонд предугадал его действия и перехватил руку за запястье. Наступила короткая пауза. Агент заглянул в глубокие черные глаза, находившиеся так близко, что становилось жутко. Даймонд закрыл глаза, сильнее сжал запястье в руке и начал его выворачивать. Раздался короткий стон, и револьвер, так и не пригодившийся его сопернику, упал на пол. В бессильной злобе тот промычал что-то сквозь зубы, а затем резко схватил агента за вторую руку и попытался прижать грудью к стене. Даймонд вывернулся и ударил противника челюстью в висок. Тот мгновенно разжал руки и согнулся от боли…
Остальное было делом техники — Даймонд ударил брюнета рукой между лопаток, и тот упал навзничь. Не дожидаясь, пока тот поднимется, агент прыгнул на спину повергнутого врага, обнял его обеими руками за шею, и, упершись коленом в позвоночник, потянул руки на себя. Раздался хруст, и ходившее ходуном тело успокоилось.
Даймонд встал, отряхнулся и тихо доложил:
— Задание выполнено.
В ответ были произнесены какие-то слова, но он не заметил их: внимание его было сосредоточено на программе, которой здесь — он в этом было абсолютно уверен — только что не было. По виду это была девочка лет десяти, черноволосая и черноглазая, неуловимо чем-то напоминавшая только что уничтоженную программу. Сходство это усиливалось тем, что на ее шее были видны красные полосы, похожие на следы от рук. Даймонд нервно провел рукой по лбу, откинув назад сбившиеся светлые пряди.
— Кто ты? — Спросил он. Девочка посмотрела на него с какой-то странной тоской, а, затем, тихо сказала:
— Я Анита.
— Ты… ты одна здесь?
— Одна. Я вообще одна. — Глаза ее погрустнели. Немного помолчав, девочка добавила: — совсем одна. Я даже не знаю, для написана.
— Ты знаешь, что ты программа, но тебе незнакома твоя функция? — Уточнил агент.
Девочка кивнула и медленно подошла к нему. Он молчал и только смотрел, как она, с благоговейной тоской глядя на него, двигается вперед. Анита подошла к Даймонду почти вплотную и он заметил, что она вот-вот расплачется — на ресницах уже висела роса слезинок. Маленькая ручка девочки потянулась вперед и дотронулась до руки агента, которая была еще влажной после схватки.
— Что тебе надо от меня, Анита? — Тихо спросил он, — уходи.
Слезы брызнули из глаз девочки. Она подошла еще ближе и обняла руку агента, прижав ее к себе так крепко, как только могла.
— Я одна, — прошептала Анита, — я совсем-совсем одна…
— Уходи.
Девочка стояла. Она прижималась к нему, уткнувшись лицом в рукав пиджака, который стремительно теплел от слез. Слезы, добравшись до кожи агента, обжигали его. Ему хотелось прогнать ее, но он не мог, как будто не был властен над самим собой…
Наконец, он нагнулся к ней и тихо сказал:
— Я не могу остаться с тобой, Анита.
— Но ведь мы еще встретимся, да? — С надеждой в голосе спросила девочка.
— Конечно.
Он думал, что солгал.
* * *
Ошибки в коде. Причина удаления большинства программ.
Но одно дело — обычные ошибки в коде, и совсем другое — такие, как у Даймонда. Никто не знал, почему после устранения одной из вышедших из-под контроля системы программ, Даймонд начал убивать. О том, что произошло с ним, не знал никто. Почти никто, если говорить точнее.
* * *
Даймонд сидел на скамейке в парке. Луна светила очень ярко, серебря его опущенную между согнутых в локтях рук, голову и покрытый пятнами светло-серый костюм. Он повернул голову и посмотрел на девочку, сидевшую рядом. Анита, уловив его взгляд подняла лицо, заглянув ему прямо в глаза. «Ее волосы, — рассеянно подумал он, — такие мягкие и светлые… кажется, они были какие-то другие? И глаза… кажется, они тоже стали другими… Хотя, неважно. Важно другое…»
— Ты больше никогда не будешь одна, — негромко сказал он вслух, положив руку ей на плечо. Она улыбнулась.
— Конечно.
Он улыбнулся в ответ. Внезапно где-то вдалеке раздались твердые, но тихие шаги. «Не может быть, — отрицательно покачал головой Даймонд, — агенты просто не могут знать, что я здесь».
И, все же, они знали. Их было двое, но где-то поблизости, конечно, был и третий. Их фигуры точно соткались из тьмы, смыкающимися лучами, на пути которых стояла маленькая скамейка в городском парке. Даймонд резко вскочил со скамейки, и, стараясь не оборачиваться, ринулся вперед, прямо навстречу одному из агентов.
* * *
Даймонд принадлежал к экспериментальной версии агентов, и, даже внешне, сильно отличался от обычных: сам он был значительно выше, плечи — шире, волосы — светлее и мягче, кроме того, он не носил очков. Но сейчас было еще одно отличие, которое было настолько очевидным, что становилось страшно — все агенты наделены человекоподобием, ради удобства сохранения порядка в матрице. Кроме того, форма человеческого тела была удобна и даже не требовала изменения законов людского сознания.
Человекоподобие Даймонд утратил.
Сейчас он несся на одного из агентов, припадая к земле, точно хищный зверь. По подбородку его текла, капая на землю, слюна, одежда была вся в пятнах и разводах засохшей крови, глаза горели безумным огнем. Агент, выбранный жертвой, машинально нажал на курок, хотя знал, что пули не повредят безумному хищнику. Время как будто замедлило свой ход. Двумя медленными прыжками Даймонд достиг жертвы. Одним ударом повалил ее на землю. Прежде, чем спина его коснулась земли, агент успел выставить чуть согнутые в локтях руки навстречу нападающему. Ладони поваленного на землю уперлись в ключицы Даймонда. Тот, не ожидая такого поворота событий, остановился. Может быть, всего на секунду. Этого времени хватило, что бы второй агент бросился на спину неконтролируемой программы. Лежавший на земле тоже был, казалось, охвачен каким-то непонятным параличом. Он молча упирался руками во врага, зубы которого жадно стремились к шее долгожданной добычи.
Наконец, второй агент сумел обхватить обоими руками шею Даймонда. Длинные, тонкие, бледные пальцы впились в побагровевшую кожу исполина… тот зарычал и распрямился, бросив первую жертву. Второй агент, понимая, что может упустить его, намотал галстук неконтролируемой программы на руку и потянул вниз.
Ногти агента царапали лицо, дышать было почти невозможно, Даймонд замотал головой, пытаясь скинуть агента с плеч, но бесполезно. Дышать становилось все тяжелее, ноги его подкосились и он рухнул на землю.
* * *
Падение, казалось вечным, луна как будто исчезла, погрузив мир во тьму. Наконец, тело коснулось земли. Дышать было почти невозможно, в ушах шумело, кровь стучала в висках, заглушая хрипы гортани.
— И ты рассчитывал на то, что сможешь убежать? — Раздался насмешливый голос откуда-то сверху. Даймонд с трудом разлепил глаза, залитые кровью — через лоб проходила длинная и глубокая царапина — и попытался разглядеть черты того, кто с ним говорил, но тщетно. «Анита, — подумал бывший агент, — где Анита?»
— Анита… — хрипло произнес Даймонд.
— Что? — Иронично поинтересовался голос.
— Моя Анита… — больше Даймонд не сказал ничего.
* * *
Агент резко наклонился к поверженному противнику и быстро обхватил его шею руками… раздался тихий хруст. Второй агент выполз из-под тяжелой туши, лежавшей на нем, и отдышался. Он медленно поднялся, стараясь не глядеть на лицо мертвого. Но, все же, ему не удалось этого сделать. Лицо Даймонда выражало глубокую, почти невозможную для программы, скорбь и какое-то непонятное удивление. Но страшнее всего были глаза. Казалось, они не умерли, настолько странно-живым был их последний взгляд. Первый агент медленно разжал пальцы, и провел правой рукой по запястью левой, то ли сверяя целость костей, то ли поправляя манжет.
* * *
«Скучно. Невероятно скучно заставлять их делать каждый раз одно и то же, — подумала Анита, — что ж, может быть, в этот раз будет по-другому… почему их двое? Это так неудобно!» — она смотрела на первого агента. С рук его капала кровь, на одежде остались влажные капли слюны голодного зверя.
В нем было что-то особенное. Точно такое же, как в Даймонде, но, в то же время, другое. Оба они были не совсем теми, кем казались: Даймонд был животным, в обличие программы, а его убийца — скорее человеком, похожим на программу. Но дело, на самом деле, совсем не в этом. Аните совсем не нравилось повреждать код программ, сводя их с ума, но… но без этого она не могла дойти до намеченной цели. Она не знала, кто придумал ее такой, какая она есть, кто заставлял ее похищать чужие жизни.
Но все это было не так уж и важно. Важно было то, что Анита существовала, и существовала она ради того, что бы править системой. Нужно было сделать еще далеко не один шаг, что бы добиться господства. Она запустила свою маленькую ручку в густые светлые, почти белые волосы, и поймала себя на том, что ей, все-таки, немного жаль Даймонда.
* * *
Начинался дождь. Анита стояла у окна, положив локти на подоконник, и смотрела куда-то вниз. Ее темно-рыжие волосы рассыпались по плечам и влетавший в открытую створку ветер нежно отбрасывал их назад. «Надо же, — подумал Смит, — кажется, раньше они были какие-то другие…»
ВОЛК
Он молча шел по грязным улицам, не глядя вперед. Длинные волосы, собранные в хвост, больно ударяли его между лопаток на каждом шагу, черные ковбойские сапоги с подковами уныло колотили старый неровный асфальт, кожаные брюки были забрызганы грязью из-под колес какого-то автомобиля. Где-то впереди показались ровные ряды девушек, «ищущих попутную машину», и Волк завернул в первый попавшийся тупик: ему не хотелось сегодня попадаться кому-нибудь на глаза. Две неровные стены, кое-как сложенные из красного кирпича, точно обняли его. Он прислонился к одной из влажных стен и поднял голову. Тонкая темно-синяя полоска неба с редкими вкраплениями звезд, напоминала синий пластмассовый стол школьной столовой, по которому кто-то рассыпал сахарный песок.
«Странно, — мысленно хмыкнул Волк, — откуда у меня эти воспоминания?..» И действительно — откуда? Ведь он никогда не учился в школе… эти мысли вызывали в его памяти слова, как-то раз сказанные одной очень опытной программой, переходившей из одной версии матрицы в другую:
— Быть программой — чертовски паршиво. У людей всегда есть воспоминания. У людей всегда есть цель. А если ее и нет, то они не горюют. У программы же есть только две фазы существования — с целью и без воспоминаний, или же с воспоминаниями и без цели. А когда у нас нет цели, то нет и смысла жизни. Поэтому — мой тебе совет — найди любого агента и попроси себя удалить. Они не будут тебя искать специально, но если найдут, то все равно убьют. Так что найди лучше их сам — легче будет.
Волк не стал искать агентов. Странно, но ему было хорошо. Он жил безо всякой цели, полный чужих мыслей и воспоминаний, одиноким скитальцем бродил по городу и ночами смотрел на луну. Больше ему ничего не требовалось. Первое время его, правда, волновал вопрос, который он, как ребенок, задавал всем программам, которые хотя бы теоретически могли пролить свет на эту тайну… Волку очень хотелось знать, кто его написал и зачем. Не то, что бы его действительно волновал этот вопрос, просто…
— Просто быть программой — чертовски паршиво, — сказал он вслух. Ему неожиданно стало душно и он расстегнул ворот куртки и ласковый ночной ветер услужливо заскользил по вспотевшей шее. Внезапно откуда-то донеслись шаги… Волк прислушался… да, точно, кто-то направлялся прямо к нему. Мало кому может что-то понадобиться в темном тупике, ночью, на окраине города. Значит, идут именно к нему, к нему лично… зачем?
Из-за угла появилась чья-то фигура… и Волк засмеялся: возле стены стоял, прислонившись к ней, что бы отдышаться, обыкновенный бродяга, каких в городе, наверное, десятки тысяч. А он-то вообразил себе невесть что!
— Извините, что помешал, — пробормотал случайный гость и развернулся что бы уйти.
— Постойте! — Добродушно крикнул Волк. Другой, может быть, и побрезговал бы обществом грязного путника, но для Волка бродяги, хиппи, металлисты и бесприютные растаманы давно стали единственным кругом общения: в этих людях он видел себе подобных, не ищущих в жизни ни смысла, ни цели, ни славы, ни удачи. — Вы часом не из Тринидада?
— Из Эль-Пасо, — засмеялся бродяга. — Но в Тринидаде тоже был, как же!
Волку определенно понравился этот человек — он был открытым, может быть, потому, что слегка под хмельком, а может быть, потому, что эта ночь настраивала на откровенный лад. Волк улыбнулся и сделал пригласительный жест. Бродяга кивнул и подошел к Волку:
— Не возражаете, если сяду? — Спросил он у программы, кивнув на старые мусорные баки, которые так и не удосужились вывести на свалку, прислоненные к стене чуть дальше вглубь тупика.
— Тогда я с Вами, — ответил Волк, и первым легко вскочил на крышку бака. Бак был чистый, плотно закрытый, и сидеть на нем было даже приятно. — Давайте перейдем на «ты»? Удобнее, как-никак.
— Конечно, — ответил бродяга, устраиваясь на соседнем баке. Только сейчас, когда луна заглянула в маленький аппендикс города, Волку удалось разглядеть случайного знакомого. Это был латинос лет тридцати-тридцати пяти, довольно чистый, хотя и потрепанный. Одет он был в старые джинсы, синюю рубашку и небрежно накинутую на плечи ветровку. На ногах были черные кроссовки.
— Меня зовут Волк, я музыкант — протянул он руку для знакомства. Латинос некрепко пожал ее и просто ответил:
— Чарльз, проповедник.
— Если ты проповедник, то должен знать Большого Лу из Тринидада.
Чарльз опять улыбнулся и кивнул:
— Да, конечно, я знаю Лу. Хороший человек, как ни крути, но он попадет в рай.
Волк на секунду задумался. Он знал, что рано или поздно этот разговор приведет к одному вопросу, ответа на который он для себя еще не нашел. А на такие вопросы нужно отвечать честно.
— Ты… католик? — Спросил Волк, внимательно глядя в глаза Чарльза. Тот улыбнулся в ответ, и точно так же заглянул в глаза собеседника.
— Дело не в названии. Дело в том, что бы верить в Бога. Ты веришь?
Именно этого вопроса Волк и боялся. Трудно решить, веришь ли ты вообще во что-либо, особенно если при этом знаешь про матрицу и все остальное…
— Не знаю, — честно сказал он.
— Это тоже хороший ответ. — Немного помолчав, Чарльз добавил: — ты мне нравишься, Волк. Ты честный.
— Может быть, я все наврал? — Спросил он, слегка наклонив голову влево.
— Если человек говорит «не знаю», значит, не врет.
Наступила пауза. Чарльз задумчиво запрокинул голову и внимательно посмотрел на небо, точно собирался прочитать там какое-то предсказание. Волк же машинально оттирал от капель грязи рукава куртки. Мысли его собирались в несколько избитых фраз, повторявшихся в голове снова и снова, как на заезженной виниловой пластинке, попавшей в руки балтиморского чернокожего диджея:
«Программы — совсем не то, что люди — испытывают специфические эмоции, которые необходимы для более прочной связи в мире программ. Программы не верят. Они могут только знать или не знать, повиноваться или не повиноваться. В них нет веры, и тем более, у них не может быть религии. Потому, что религия придумана людьми, что бы нести облегчение другим людям. Программам это не нужно. У программ есть своя функция, свое предназначение…»
— А если нет предназначения? — Спросил он вслух сам у себя.
— Что? — Переспросил Чарльз, поворачивая голову в сторону Волка. Тот на секунду задумался, а потом, что бы не жалеть впоследствии, решил задать, пусть и в несколько иной форме, волновавший его вопрос — не программе, а человеку. Может быть, человек знает ответ на него?
— Существует ли у каждого свое особое предназначение? Или нет? Если кто-то живет, то у него есть уже прописанный сценарий жизни?
— Конечно, существует определенная «вероятность событий», несколько путей, по которым может пойти человек. Но есть и то, что он должен сделать обязательно, иначе это может привести к изменению вселенной и всей истории человечества, как прошлой, так и будущей, — убежденно сказал Чарльз.
— А если этот кто-то… ну, не человек?
— Все равно. Понимаешь, Волк, дело не в том, кто ты, дело в том, что ты делаешь. И те несколько путей, по которым ты можешь пойти…
— Почему ты говоришь обо мне? — Спросил Волк, и тут же понял, как это, наверное, глупо звучало.
— Потому, что ты спрашивал для себя, верно? Тебе ведь нужно было знать, являешься ли ты органичной частью системы или же инородным телом.
— Но я… человек!
Чарльз отрицательно покачал головой и снова внимательно заглянул в глаза Волка. Тот непроизвольно отвел взгляд. Пауза затягивалась… наконец, проповедник нарушил молчание. Слова его казались громоподобным гласом с неба, как в Библии… («ты не можешь этого помнить на самом деле, — улыбнулся себе Волк, — ты ее не читал»):
— Ты программа. Программы созданы Отцом и Матерью матрицы, как люди — двумя началами в буддизме. Такое происхождение, теоретически, должно порождать религию, но программы не способны верить. Поэтому программы существуют в области поиска религии. Даже атеисты верят во что-то: в деньги, успех, власть, в себя, в конце концов! У программ этого нет, но они, ради гармонии матрицы, наделены чувствами, в том числе и чувством необходимости веры. Только большинство программ находятся в состоянии постоянного выполнения приказов или контроля. Одним словом: функционируют во благо системы. Но существуют программы, которые не выполняют функций, потому, что либо утратили контролирующее звено, либо изначально не являлись частью системы. Такие как ты, например. Но у тебя все равно есть роль в истории, малая или большая, но она есть. Вселенная не терпит пустоты.
— Откуда ты все это знаешь? — Спросил Волк.
— Я многое знаю, — пожал плечами Чарльз.
— И ты знаешь, какую мне роль предназначено сыграть?
— Да.
— Ты скажешь мне?
— Ты скоро узнаешь сам.
— Кто ты вообще такой?
Снова наступила пауза. Чарльз явно хотел, но, по какой-то причине не мог ответить. Или, напротив, мог но не хотел? Наконец, последовал ответ и на этот вопрос:
— Я был программой.
— Был? А кто же ты теперь?
Чарльз молчал, а Волк, так и не получив ответа, спрыгнул с бака и вышел на улицу. Оказывается, луна уже зашла и звезды казались еще ярче, ветер стал сильнее и музыкант застегнул куртку до конца. Не совсем понятно, почему, у него возникло навязчивое желание обернуться и последний раз посмотреть на своего случайного собеседника. Странно, но того уже не было — наверное, он как-то незаметно проскользнул у Волка за спиной и отправился вниз по улице, к круглосуточному бару, находившемуся в паре кварталов отсюда.
Внезапно на другой стороне улицы появился чернокожий паренек лет двадцати. Он убегал от кого-то во все лопатки. Волку даже не потребовалось сканировать код его оболочки, что бы распознать в нем повстанца: со слишком явной надеждой он смотрел на телефонную будку, стоявшую на углу. Спустя секунду из-за угла появились и агенты. Их было двое и один из них уже вытащил пистолет… неожиданно, Волку стало очень жаль паренька — было что-то несправедливое в том, что за ним, этим почти мальчишкой, гнались два могучих пса матрицы…
Да, теперь, спустя такой крошечный отрезок времени, Волк действительно поверил в то, что каждый в этой жизни должен совершить поступок, от которого будет зависеть будущее… Агент прицелился на бегу и выстрелил вслед негру. Пуля просвистела совсем рядом с ним.
— Эй, там! — Не выдержал Волк, — дался вам этот мальчишка!
Агенты мгновенно остановились и бросили на Волка тяжелый подозрительный взгляд. Он знал, что сейчас в их головах проносится та самая информация, которую ему, Волку, хотелось бы скрыть, но… Юноша добежал до телефона и спешно снял трубку. Поняв, что дальнейшее промедление будет опасным уже для его жизни, Волк сорвался с места и побежал вниз по улице. Агенты последовали за ним.
«Господи, — подумал он, не оборачиваясь, — ну зачем я это сделал? Даже если бы этот мальчишка и не спасся, то что бы изменилось? Или…» — закончить мысль ему не дал звук выстрела прямо за спиной. Кажется, агенты решили, упустив повстанца, отыграться на нем…
* * *
Волк лежал на асфальте. Пуля прошила его насквозь, и жить ему оставалось всего несколько минут, но ни капли сожаления не было в его глазах. Он тихо улыбался, взгляд его выражал умиротворенное спокойствие. Когда агент подошел к нему, он собрал все силы и тихо сказал, обращаясь то ли к агенту, то ли к самому себе:
— Я только что видел ангела!..
__________________
Скажите – зачем нам вообще нужен Рай?
Открой мне ветер свою душу
Принеси в меня огня
Я вижу как легко ты рушишь
И хочу понять тебя © Игорь Тей
{исчез. Просто исчез} {в клубах любителей и фанатов творчества}
Последний раз сообщение редактировалось пользователем Herr Zauberer 21.08.2004 в 09:16
Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged
10.08.2004 03:21
