Номинация: 2. Претендент: 3
Совет деревни
Пасмурным днем, где-то после Рождества Девы Марии, но перед Воздвиженьем, в году от рождества Христова 1278, в деревню при замке Chateau de Chinon вернулся Жак-кузнец, перековывавший лошадь молодого господином.
“Эх, как же достали всех в округе эти войны! Да еще за тридевять земель....” Из семьи Жака в крестовые походы забрали уже троих, причем только один вернулся назад. Правда, вернулся командиром десятка лучников, овеянный славой, да еще и с кучей всяких золотых побрякушек, но старший и младший так и остались на чужбине, причем не пав в жарком бою, а пораженные гневом Господним, в страшных мучениях, как рассказывали шепотом те двое, что только и уцелели из весьма солидного отряда латников, с шутками и прибаутками отбывшего покорять неверных. А кто теперь примет дело после смерти Жака? Жюль? Лучник – это, конечно, хорошо, и кормят их в замке на убой, и в оруженосцы может выбиться, а там, глядишь.... Впрочем, это все мечты, причем даже не его, а молодого птенца, выращенного в его доме, но улетевшего в другое гнездо и забывшего уже родительскую руку. Сколько он уже не появлялся в деревне? Год? Два? Ну-ка, ну-ка..... Точно, в последний раз Жюль приезжал на похороны тетушки Эми, а было это 5 лет назад. И после этого дома не появлялся. Да, они пересекались иногда в замке, перекидывались парой фраз, но перестали быть одной семьей. И Жак знал, что если его последнему сыну и суждено пасть на чужбине, то это вряд ли причинит хоть малую часть того горя, которое пришло в дом кузнеца со смертью двух других детей. Вся надежда оставалась на маленькую Жанни, точнее, на того, кто возьмет ее за себя. Впрочем, маленькой Жанни была только для своих родителей, все же парни давно уже не давали ей проходу. И то сказать: девушка вполне приглядная, сложена крепко, да и единственная кузница на 20 лье в округе – не самое худшее хозяйство. Надо только повнимательней присмотреться к тому, кого она выберет, а то попадется какой-нибудь, типа Берта-прощелыги, уведшего в прошлую весну дочку мельника неведомо куда.... Еще говорили, что его потом святые отцы схватили, да на первом дереве подвесили, а мельникова красавица – так и вообще на костер пошла. Хотя – ну какая из нее ведьма? Вместе с моей ведь росла, в одни игры играли, откуда там нечистой силе взяться? Ох, тревожно что-то на душе... Неспроста святые отцы в господский замок зачастили. Что им там искать? Все проверены-перепроверены, да и к королю старый господин вхож, вряд ли за них примутся. Скорее уж по нашу душу грешную.Как бы и до дочки не добрались, не посмотрят, что она у нас последняя, им только бы побольше девчушек сжечь да парней перевешать.”
Примерно с такими мыслями Жак подошел к своему дому. “Эй, есть кто живой?”,- раздался зычный голос человека, знающего себе цену. Дом, как и стоящая рядом кузница находилась на главном тракте, между замком и деревней, от которой его отделяло несколько сотен метров.
Ближе к вечеру, когда все полевые работы были закончены, в придорожную харчевню под немудреной вывеской “Святая Земля” стали сходиться местные крестьяне. Первым, незадолго до захода солнца, появился Жюль-весельчак, паренек лет 25-ти, который питался тем, что давали ему добрые жители Шинона за немудреную работу: воды натаскать, дров наколоть, еду в поле мужу отнести. Соседи относились к нему в основном хорошо, с некоторой смесью жалости, сострадания(но и превосходства, и где-то даже презрения). Правда, самого Жюля это мало волновало. Улыбка не сходила с его лица, и никакие неприятности не могли ее оттуда прогнать. Парень подошел к стойке, где угрюмая хозяйка отчитывала миловидную девушку-служанку за несколько пылинок, которые она умудрилась найти на идеально, вроде бы, вытертой трактирной стойке. Та слушала, опустив голову, но было видно, хотя бы по вздрагивающим плечам, что девушка того и гляди расплачется навзрыд и сдерживается из последних сил. Жюль, как и многие завсегдатаи таверны, сочуствовал Ани, племяннице трактирщицы, рано осиротевшей и попавшей в весьма неласковые объятия своих родственников по материнской линии. И в данный момент он отчетливо понимал, что, если сейчас же не отвлечь внимание хозяйки, то приветливой и улыбчивой обычно девушке грозит еще больший нагоняй за “нетоварное”, зареванное лицо.
- Мари, не найдется ли у вас для меня какой-нибудь работенки? - обратился он к угрюмой даме.
Та бросила на него недовольный взгляд и уже явно собиралась сказать какую-нибудь резкость, но через мгновение ее лоб разгладился, и она ответила с приторной улыбкой:
<br>- А как же, Жюль! Очень ты вовремя появился. Возьми-ка тряпку, да протри здесь все как следует до прихода гостей. Где что лежит, ты знаешь, не в первый раз. А твой ужин мы вычтем у этой лентяйки, что-то много сантимов начала она тратить на всякие побрякушки, совсем из лавки старика Пьера-золотовика не вылазит. Вот пусть поголодает вечерок, глядишь, научится делать свое дело как следует.
С этими словами хозяйка, не глядя на Ани, у которой из прикрытых глыз на простенький, но чистый и выглаженный передник уже капали слезы, повернулась и ушла вглубь гостинницы. Как только за тетушкой закрылась дверь, из глаз девушки хлынул настоящий водопад. Жюль перешел за стойку и попытался неумело оттереть бегущие по щекам слезы, бормоча утешающе: ”Не грусти, Ани, пусть подавится она этим ужином! Съедим его на двоих, мне – так и вообще корки хлеба хватит... Ну не плачь, посмотри лучше, какую я штуку за околицей нашел! Хочешь, твоей будет?” При этих словах он настороженно оглянулся, убедился, что за ними никто не смотрит, и вытащил из кармана до зеркального блеска надраенную бляшку совершенно непонятного предназначения, но сразу заворожившую девушку своими причудливыми завитками.
- Ой, какая прелесть! - воскликнула она, впрочем, сразу же зажав себе рот ладошкой. Глаза моментально высохли и загорелись интересом, любопытством и восхищением. - Давно она у тебя? - продолжила девушка шепотом. - А чья, не пробовал выяснить? А для чего она вообще? На платье не прицепишь, на сережку не похожа, да и вообще, это же железо, а не какой-нибудь благородный металл... Нет, правда, Жюль, зачем это?
<br>- Так я ж откуда знаю.... Несколько дней назад наткнулся, когда для кузнеца за дровами ходил, а чье, да откуда – про то не ведаю. Если хочешь – покажи Пьеру, может, он догадается. Он по таким штучкам мастер. Так я не понял, приглянулась она тебе? Берешь? - спросил паренек, лукаво искоса поглядывая на собеседницу, которая вся светилась восторгом, интересом и.... И вообще светилась, напрочь забыв про недавние слезы.
<br>- А точно можно? Не пожалеешь потом?- робко спросила девушка, не веря еще в такую удачу.
<br>- Бери, бери, и не реви больше, нельзя такое красивое личико слезами портить,- с улыбкой проговорил Жюль. С этими словами он взял Ани за руку, положил в нее свое сокровище и, чуть не силком, сжал маленькие тонкие пльчики в кулачок. - Вот и умница. А теперь давай создадим видимость, что делаем твою чистоту еще чище, а то тетушка и мне всыпет по первое число, да и тебе добавит.
После этого они на пару прошлись с веником и тряпкой по всему залу, так что, когда в дверях появился первый посетитель, улыбающийся от уха до уха Жак-кузнец, уборка (впрочем, явно излишняя, затеянная скорее для наказания девушки) была закончена, а по стенам горело два десятка свечей, разгоняющих, вместе с ярко, но не сильно жарко пылающим камином, заползающий с улицы сумрак.
Жак, фыркая и отдуваясь,ополоснулся в бочке у входа, после чего, вытершись чистой тряпкой, сел за свой любимый столик рядом с дверью. Тут же под сводами таверны раздался его громкий, бас:
-О! Малютка Ани! Принески-ка нам бочонок пива, да булочек посвежее штук.... В общем, много! Впрочем, ты же сама все знаешь, не в первый же раз мы тут заседаем. И сама присядь, передохни, небось, опять тетка загоняла вконец. Эх, пороть ее некому....- Впрочем, на последних словах кузнец убавил громкость, так что их услышали только те, для чьих ушей они предназначались.
При появлении Жака все остатки незаслуженной обиды, обозначенные легкими морщинками, исчезли с лица и из памяти девчушки. Да и вся комната как-то осветилась дополнительным светом, теплом, надежностью, исходившими от фигуры двухметрового богатыря. Хотя кузнецу шел уже пятый десяток, справиться с ним на борцовской лужайке в ярморочный день не мог ни один из его молодых подмастерьев, а за мудрым советом и добрым словом приходили со всех окрестных деревень. Это по его инициативе в лесу, сразу за околицей, был построен настоящий замок для детей. Пусть маленький, деревянный, но со рвами, стенами, бойницами для арбалетов и флагштоком с куском красной ткани в центре. Он же возглавлял неформальный совет, который “заседал” по вечерам в зале, обсуждая жалобы и просьбы односельчан, не желающих обращаться в господский суд. Да и то сказать: в здании ратуши (отстроенном, между прочим, на специальный налог, который вся деревня платила несколько месяцев) просиживали штаны пройдохи, сумевшие втереться в доверие к молодому хозяину и сосущие из людей последние су по любому, самому пустячному и очевидному вопросу. Кузнец же, мельник, и еще трое крестьян, пользующихся всеобщим уважением, решали любую тяжбу без всяких сводов законов и толстых талмудов, но зато их слово не смел оспорить никто. Даже самые склочные и вздорные были вынужденны мириться с решениями совета, потому что знали: того, кто не подчинится, ждет судьба изгоя, одиночки, которому никто больше никогда не подаст руки, не скажет слова, не продаст ни единого зернышка. Раньше с ними заседал еще Пьер-золотовик, но последний год бедняга как-то резко одряхлел, так что пройти от своей мастерской до таверны стало для него весьма утомительной задачей. Но ум его был по прежнему чистым, суждения – мудры, а остроты – точны, так что, когда он все-таки появлялся на ежевечерних посиделках в “Святой Земле”, его слово всегда было решающим. Кроме того, Пьер, единственный из сельчан, имел влияние на господ из замка, и влияние не маленькое: таких украшений, какими блистала покойная госпожа, не было у самой королевы, а статуэтки, подсвечники, кубки и другие ювелирные изделия замка Шинон, а так же настенные узоры из золотых и серебрянных нитей затмевали все диковины, хлынувшие потоком из заморских стран после крестовых походов. Многих ювелиров этот наплыв разорил, поставил на грань выживани, и по-прежнему процветали только самые умелые и искусные.
- Жак, и не стыдно тебе девчушку с боченками гонять? Давай лучше я тебе пива принесу, а Ани вам булочек поставит. - С этими словами Жюль-весельчак скрылся за дверью погребка.
<br>- Спасибо, Жюль! - крикнула ему вдогонку девушка, наклоняясь к стойке и вытаскивая большую плетенку, наполненную с верхом плюшками, булочками и крендельками разных форм и размеров. По залу сразу разнесся аромат свежевыпеченного теста вперемежку с изюмом, корицей и завезенным из заморских стран инжиром. Кузнец сглотнул слюну, но, не успело зарождающееся у него в желудке голодное урчание начать нибирать обороты, как и плетенка со сдобой, и бочонок пива, а кроме того – пяток пузатых кружек, по числу членов совета, уже были поставлены перед ним.
<br>- Спасибо, ребята! Утешили старика,- проговорил Жак с набитым ртом, подмигнув девушке.
<br>- Будет тебе, Жак! Раньше старая карга,- тут последовал легкий кивок на ведущую в глубину трактира дверь, - станет доброй да ласковой, чем ты в старика превратишься. Половина девчонок в деревне спит и видит, как бы тебя у Лили свести. Уж я-то знаю, нечто у нас секреты друг от друга есть. Так что не прибедняйся. - При последних словах Ани покраснела, надула щеки в тщетных попытках удержаться, но в конце концов прыснула легким, звонким смехом, прикрылась передником и сбежала из общей залы.
Одновременно с захлопнувшейся за служанкой дверью кладовки скрипнула входная дверь, и в зал ввалились сразу несколько перемазанных грязью и потом крестьян, чуть раньше остальных выбравшихся на вечерние посиделки. Впрочем, Жак сразу же пресек все попытки вновь прибывших пройти в залу:
- Стойте, кабаны! Вам что, малютки Ани не жалко? Ей же ведь все это потом прибирать. А ну, в очередь к бочке!
Незлобливо ворча и поглядывая с нетерпением на стойку, за которой, в отстутствие хозяев, устроился Жюль, крестьяне по очереди ополоснули друг друга из ковша, висевшего на краю бочки, после чего, уже без напоминания кузнеца, долили ее из находящегося рядом колодца. Потом двое подсели к Жаку, а остальные устроились за соседним столом, громко подзывая Жюля. Тут из подсобки появилась Ани, но, увидев всю честну компанию, опять зашлась звонким и заразительным смехом. Глядя на нее, и крестьяне, и даже пытающиеся напустить на себя важность “господа-советы”, как их в шутку, любя, называли односельчане, невольно прыснули, и еще пару минут главная зала “Святой Земли” журчала, переливалась, вскипала потоками смеха разного тембра, громкости, но обязательно – искреннего, доброго, веселого, открытого. Зашедшие в это время два десятка новых посетителей сначала недоуменно огляделись вокруг, пытаясь найти источник всеобщего веселья, а потом, не выдержав и махнув рукой, присоединялись к остальным.
Но вот на какой-то момент, когда комната была уже заполненна ровным гулом голосов, из-за двери за стойкой появилась хозяйка. Ее цепкий взор сразу остановился на Ани, притулившейся на скособоченно табуретке рядом с Жаком и с интересом наблюдающей за заседающим вовсю советом. Девушка была единственным человеком за этим столом, не имеющим касательства к разбираемым делам, все остальные соблюдали дистанцию, что бы не отвлекать кузнеца и его товарищей.
-Тааааак,- с угрозой в голосе протянула тетка Мари, явно собираясь задать нагоняю отбившейся от рук племяннице. При ее появлении Ани вся сжалась в комочек, казалась, испускающий иглы страха, колючие и холодные. Но было еще одно лицо, обернувшееся на слова хозяйки. Жак сурово посмотрел на трактирщицу и сказал вполголоса, так, что за гулом голосов услышали его только две женщины:
<br>- Оставь в покое девчушку, злыдня. Добром тебя прошу. Долго я молчал, потому как и сам знаю, что не мое это дело. Но если еще хоть от кого-нибудь когда нибудь услышу, что ты ее опять обижаешь...... Мари, ты меня знаешь. - После этого он повернул потеплевшее лицо к Ани и продолжил, понизив голос:
<br>- Сиди, малышка, не бойся. А вообще... Да, конечно, ты не сирота, но... Надо это как-то менять. Она же тебя все равно съест, все права при ней, не посмотрит, что я или Тод(так звали мельника) думаем... Вот что, погоди минутку, сейчас мы с их коровой разберемся,- Жак кивнул в сторону очередных тяждущихся, которые ждали решения совета,- а потом обсудим, как нам с тобой быть.
После того, как корова была отдана одному, а теленок – другому, и спорщики пересели за другой стол мириться и потягивать пиво в веселой компании, Жак, вместо того, что бы позвать следующего, сказал, подмигнув сидевшим за столом незаметно для посторонникх: “А не пойти ли нам проветритьсся на пару минут? Косточки старые поразмять....”. Его собеседники в ответ поднялись, пряча усмешку, и вышли за дверь вслед за кузнецом. Разговоры в зале сразу смолкли: на памяти сельчан случаи, что бы совет выходил из общей залы, дабы поговорить в тайне ото всех, можно было пересчитать по пальцам. Однако не успела Ани понять, что оказалась за опустевшим столом в центре всеобщего внимания, как входная дверь снова распахнулась, и вышедшие буквально минуту назад люди зашли обратно. Они гуськом прошли между столами к стойке, после чего встали лицом к общей зале. Мари, подозревающая, что речь пойдет о ней и племяннице, чуть не взвыла, увидев обращенный к ней ряд затылков, но перебить совет в такой торжественной обстановке не посмела.
Жак прокашлялся, и торжественно, с едва скрываемым волнением в голосе, произнес:
- Совет Шинона решил взять девицу Аннет, работницу трактира, под защиту деревни. Если у кого есть возражения – пусть скажет.
Мари встрепенулась было при последних словах кузнеца, но только она открыла рот, как Жак, прочистив еще раз горло, продолжил:
- Властью совета запрещаю говорить при обсуждении этого вопроса вдове Марилин-трактирщице. После этого он замолчал окончательно, и обвел вопросительным взглядом комнату.
Большинство людей встретило это заявление с молчаливым одобрением: Ани в Шиноне любили. Только трое или четверо прижимистых крестьян не скрывали своего возмущения. Первым встал худой, как доска, Андре-беспалый, принявший недавано, после своего скончавшегося отца, одно из самых процветающих хозяйств в деревне.
- Это все, конечно,здорово, и Ани – замечательная девушка, - начал он, отводя глаза от смотрящего на него в упор Жака, - но... Она уже ведь восьмой будет. Понятно, когда деревня заботится о маленьких сиротах, которые иначе сгинут под забором. А Ани-то тут при чем? У нее же тетка - первая богачка на деревне, десяток таких молодиц прокормит – и не заметит. Пусть она ею и занимается. Больше года здесь работает – и дальше не переломится! - закончил он уже твердым голосом.
<br>- Правильно! Правильно! - раздалось несколько одобрительных возгласов по всей комнате, впрочем, быстро утихших под тяжелыми взглядами соседей.
<br>- Правильно, говорите? - спросил Жак-кузнец, обводя недовольных тяжелым взглядом из-под насупленных бровей. - В вас что, совсем совести не осталось? Все ведь знают, как Мари потчует свою племянницу по вечерам. А хоть раз за то время, что она здесь, было в трактире хоть что-то не так? Всегда чистые столы, зажженые свечи, полная бочка у вход. А ведь полна она стараниями девушки. А главное – улыбка, смех, слово доброе, которые никакой чистотой не заменишь. Много тех, кто с Андре согласен?
В ответ поднялась две руки за столом, где сидел беспалый и его дружки. Еще пара человек тут же пересела от них, бросая через плечо неодобрительный взгляды. Вслед за первыми медленно и нерешительно поднял свою руку толстяк Поль, который то бросал сочуственные взгляды на притихшую Ани, а то начинал в уме прикидывать, сколько лишних су придется доложить в общак.
Тут очнулась и сама девушка, понявшая наконец, что к чему. Она встала там, где и сидела: практически в центре комнаты и заговорила, прижимая кулачки к груди и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону:
- Возьмите меня от тетки, люди добрые! Она же меня за оставшийся год совсем в могилу сведет. А денег ваших мне не надо, я к Пьеру-золотовику пойду, мы с ним уже много раз это обсуждали. Только у тетки заберите – век благодарна буду, воду вам носить стану, сено косить, грядки полоть....
При этом в глазах было столько надежды и мольбы, что даже за столом Андре опустились поднятые руки. Видя, что больше никто не возражает, Жак вздохнул с облегчением. С большим трудом, в процессе долгих споров и уговоров, удалось в свое время договориться о том, что бы брать сирот под опеку. Во всех же остальных случаях требовалось согласие всех, присутствующих на заседании, и совет сейчас в первый раз за вот уже 4 года решился предложить взять под опеку хоть и сироту, но из очень даже обеспеченной семьи. Слава Богу, она сообразила помянуть про Пьера, а то так бы и осталось все, как раньше. Но теперь решение принято, и пусть Мари выкручивается, как знает.
__________________
Слово мастера, это как слово Бога. Если ты слышишь его, ты живешь и рискуешь, если нет, ты просто не достоин. Иногда мы говорим красивые фразы, чтобы Бог нас услышал, иногда мы предлагаем ему что-то, что считаем, ему понравиться. Наша жизнь, это что доставляет ему радость, ты смотришь на полет птицы, но если птица, сделает свой полет особым, ты будешь доволен. Главное только не выходить за рамки, установленные богом.(с)
/из разговора в ICQ с одним игроком/
Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged
07.03.2004 19:27
