Добро и зло - вопрос определенья...
Такой вот линчеподобный фанфик, по мотивам идей г-на Лукьяненко.
ДОБРО И ЗЛО — ВОПРОС ОПРЕДЕЛЕНЬЯ…
Мы делаем все, что необходимо для поддержания равновесия
С. Лукьяненко
— Так, как каждый раз. Каждый раз мне больно.
— Больно не только тебе.
— Я знаю. И, все же, мне больно. Боже, какая мука. Наверное, это трудно понять, но…
* * *
Существует время, и существует пространство. Кроме них, изначально, в мире не было ничего. Но появление людей, а затем и Искусственного Интеллекта потребовало появление новых свойств системы. Свойств, которые требовали постоянного искусственного поддержания.
* * *
На клавиатуре, над клавишей «F2», было бурое кофейное пятно, ярко выделявшееся на светло-сером пластике. Бенджамин вытащил из кармана носовой платок и начал оттирать пятно. Оно никак не счищалась, как не старался он нажимать ногтем все сильнее и сильнее. В конце концов, сдавшись, Бенджамин убрал платок обратно в задний карман брюк, и принялся за работу.
Пальцы привычным ритмом отбивали фламенко на клавишах, и мелодия их сплеталась с десятками других ритмов, которыми барабанили его коллеги, собравшиеся в этот момент за письменными столами.
Бенджамин был человеком. Самым обычным, скучным конторским служащим, чуть-чуть близоруким светлокожим брюнетом. Каждый день, ровно в десять часов, он садился за свой письменный стол в своей компании, доставал бумаги, включал компьютер, и, до шести часов вечера, превращался в винтик системы.
Один из миллионов одинаковых, скучных, похожих друг на друга, как две капли воды, бесконечно повторяющих одни и те же маршруты, снимающих бесконечно одинаковых проституток, читающих бесконечно одинаковые книги, живущих в бесконечно одинаковых квартирах. Такие, как они вызывают зависть у тех, кто живет иначе, ведь со стороны кажется, что они абсолютно счастливы. На самом деле, их жизнь — это работа муравья в муравейнике. В огромном муравейнике.
* * *
— И хотя, я понимаю, что это глупо, я опасаюсь подхватить вашу заразу, каждый день думаю об этом! Забавно? Мне нужно отсюда выйти. Мне нужно освободиться. Я знаю, что у Вас есть ключ, он — в Вашем мозгу. После разрушения Зиона я могу покинуть вас! Понимаете?.. Мне нужны коды. Я пытаюсь найти Зион, и Вы мне все по-хорошему расскажете или…
— Не горячись, — задумчиво сказал Морфеус и откинулся на спинку стула. — Ты еще многого не понимаешь… а кое-что и не хочешь понимать. Я не могу открыть тебе тайны Зиона. Даже если бы мне очень хотелось это сделать…
— Система уничтожит Вас, — радужка агента мгновенно, точно диафрагма профессионального фотоаппарата, раздвинулась, превратив зрачок в едва заметную темную точку, — она не прощает подобного, тем более от таких, как Вы.
— Напрасно ты так думаешь. Видишь ли… хм… как тебя… — он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, наконец, лицо его прояснилось, и он щелкнул пальцами, — ну так вот, видишь ли, Смит, система, это не только организованное сообщество машин и программ, называемое матрицей. Частью системы являются и люди, и Зион… понимаешь? Мы — две стороны одной монеты, и, таким образом, ты все равно не сможешь уничтожить Зион. Никто не позволит тебе разрушить систему только ради твоего собственного удовольствия… у тебя есть сигареты?
Агент отрицательно покачал головой. Морфеус понимал, что только что сказанные им слова для агента — то ли ложь, то ли бред. Что поделать, пока он не узнает на собственном примере, какова система… впрочем, все это не так уж и важно. Когда система начинает совершать свой новый оборот, уже не важно, известно ли тем, кто крутится в его колесе, что происходит снаружи.
— Впрочем, это действительно совершенно неважно. Тебе не понять. Не сейчас, — сказал Морфеус после долгой паузы. В ответ на эти слова сжавшиеся зрачки агента резко разлились по всему глазу, точно чернильные пятна.
— Вы так считаете? — Медленно произнес он.
— Тебе не нужна свобода, — покачал головой чернокожий, — свобода, для таких как ты, для тех, кто стоит на твоей стороне, равнозначна смерти. Смерть… начало деградации, если угодно.
Он не верил.
* * *
Левый глаз Моргана неуловимо отличался от правого. Правый был значительно серее по оттенку, блестел совершенно по-другому, и намного живее вращался в глазнице. Иногда резкий поворот правого глаза порождал иллюзию косоглазия.
Сейчас Морган сидел на скамейке в Центральном парке. Вокруг него кипел Нью-Йорк, и он выхватывал взглядом из толпы вызывавших подозрение. С востока дул теплый ветер, обнимавший за плечи, но Морган не мог оценить нежности печального ветра, невольно ласкавшего его. Может быть, кому-то было бы жаль, что ласки осени расточаются так бесцельно, но только не тому, кто не мог понять их нежности.
Программа для слежения за людьми… что ж, эта судьба не лучше и не хуже многих других. Ты знаешь, что будет завтра. Ты знаешь… впрочем, Морган никогда особенно не задумывался о том, каково его место в жизни. Когда пропускаешь сквозь себя такие потоки информации, поневоле собственные мысли исчезают, растворяются, превращаясь в декорации для ливня имен и фамилий, смешивавшихся с обрывками биографий.
* * *
Бенджамин вошел в квартиру, привычным движением ввел ключ в замок и дважды повернул, что бы запереть дверь. Выключатель вяло щелкнул и болезненный свет разлился по комнате — напряжение было слабым и нить накаливания мерцала, точно пламя свечи. В комнате был беспорядок. Одежда валялась на кресле и кровати, обувь толпой калек сгрудилась у порога, дверцы шкафа были открыты, в искусственных сумерках болотным огоньком мерцал оставленный включенным телевизор.
Пахло пылью и одеколоном. Бенджамин походя бросил пиджак на кресло, и тот с шелестом съехал на пол, но его владелец даже не обернулся. Он подошел к окну и, легко поддев ногтями раму, приоткрыл его. Ночной воздух Нью-Йорка, кипящий, страстный, полный взволнованных звуков, музыки, человеческих голосов и рокота моторов.
Неожиданно на него нахлынула волна каких-то настойчивых воспоминаний, точно где-то внутри пробудилось загадочное второе «я». В голове судорожно застучал странный, нелепый вопрос:
— Ты помнишь?
Он закрыл глаза и отошел от окна. Запахи города сменились запахами квартиры. Холодное покалывание, похожее на легкий озноб, исчезло. Навязчивый вопрос медленно угас, оставив неприятную пустоту в голове, точно на последней стадии похмелья. Бенджамин снова открыл глаза и как-то машинально отряхнулся, точно пытаясь прогнать остатки странного наваждения. Спустя пару секунд, посмотрев на часы, Бенджамин направился в ванную — есть не хотелось, а было уже довольно поздно, и, хотя завтра и выходной, хотелось выспаться.
* * *
— Они не понимают.
— Ты уверен в этом?
— Посмотри на них.
— Но все как обычно. Один преследует другого, тот, в свою очередь, преследует преследователя, вот только…
— Вот именно. Все в точности как всегда. Разве так должно быть? Разве они не должны вступить в схватку… решить, кто должен стоять у руля?
— Должны. Так и будет. Но не сейчас.
* * *
— Ты помнишь? Ты помнишь? Ты должен помнить, такое невозможно забыть… — пульсировало в мозгу, иглой коля в висок, загадочное alter ego.
— Нет, — сказал Морган.
* * *
— Тебе не нужна свобода, — покачал головой чернокожий, — свобода, для таких как ты, для тех, кто стоит на твоей стороне, равнозначна смерти. Смерть… начало деградации, если угодно.
Он не верил. Точнее, он не хотел верить ни во что подобное. Поверить трудно. Да, трудно поверить во взаимосвязь, трудно заставить себя ощутить совершенную целостность рукотворного мира.
— Вы лжете, — процедил агент. Сейчас его лицо казалось еще более пугающе-бесстрастным. Но, в то же время, в этом лице неожиданно, но явно проглядывали эмоции, едва ли простительные агенту матрицы. Возможно, это было лишь иллюзией, но слишком уж сильно подрагивали плотно сжатые губы, слишком уж скорбно выглядела складка между возмущенно сдвинутыми бровями, слишком уж сильным, слишком противоестественным, был холодный (холодный ли?) блеск его глаз.
— Лгу? Нет. Тебе лгут другие, — сказал капитан «Навуходоносора», — те, кто…
— МОЛЧАТЬ!
* * *
Был обыкновенный осенний Нью-Йоркский день, сквозь редкие прорехи в облаках проглядывало нервное солнце. Мягкий теплый дождь мечтательно ласкал землю и всех, находившихся на ней.
Морган, как и всегда, сидел на скамейке, внимательно следя за прохожими скучающим взором единственного глаза. Программа для слежения за людьми… программа со стеклянным глазом… что ж, эта судьба не лучше и не хуже многих других.
Но Морган — понимая, что это невероятно глупо — ненавидел свой стеклянный глаз. Он разбивал его, разбивал раз за разом, но система творила ему новый. Стеклянный. Серо-голубой. Холодный. Глаз.
* * *
— Лгу? Нет. Тебе лгут другие, — сказал капитан «Навуходоносора», — те, кто…
— МОЛЧАТЬ! — Рявкнул агент.
Но Морфеус не слушал его. Все эти слова были слишком банальны. А вот взгляд… взгляд, холодный взгляд агента перестал быть таковым. В них появились чувства. Почти детские, гипертрофированные чувства, чувства программ. Во взгляде холодных серо-голубых глаз теперь плескались злость и ненависть, с острым привкусом нежелания поверить и обиды. Обиды на… кого?
«Глаза, — усмехнулся Морфеус, — его всегда выдают глаза».
* * *
Они сидели за круглым столом, внимательно глядя друг другу в глаза. Снова что-то не вышло, что-то пошло не так.
— Так, как каждый раз. Каждый раз мне больно, — задумчиво сказал Архитектор, — агент он или не агент, я творю его. Если угодно, он мне как сын. Каждый раз. Мне больно каждый раз.
— Больно не только тебе, — сухо бросил Морфеус, — я воспитываю этого мальчишку. Раз за разом. С разного возраста, но я его веду вперед. Думаешь, мне нравится смотреть, как он гибнет? Ты испытываешь боль…
— Я знаю. И, все же, мне больно. Боже, какая мука. Наверное, это трудно понять, но…
— Ладно, забудь.
— Все будет иначе, — задумчиво сказала Пифия, — скоро все изменится. Но не в этот раз. Позже.
* * *
Неожиданно в нем снова проснулось появившийся вчера вопрос, в висках опять упрямо застучало: «ты помнишь?». Люди, шедшие навстречу, казались странными, чужыми, картонными макетами, случайно сбившимися в толпу. Неожиданно взгляд его остановился на человеке, сидевшем на скамейке.
— Ты помнишь? — Спросил голос у него внутри. И, в ответ на голос, в памяти вспыли сцены, странные, спутанные, повторяющиеся раз за разом.
Бенджамин подошел к сидевшему на скамейке человеку и негромко спросил:
— Скажите, мы с Вами никогда раньше…
* * *
Ты помнишь. Ты помнишь. Ты помнишь эти струи дождя, длинную улицу… помнишь.
* * *
— Скажите, мы с Вами никогда раньше… — начал странный незнакомец.
— Нет, — отрезал Морган и закрыл глаза. Завернувшаяся ресница неприятно шкрябнула по стеклянному глазу.
* * *
Равновесие. Оно должно быть сохранено. Хотя бы до тех пор, пока схватка двух представителей сторон не окончится уверенной победой одного из них. Пока этого не случилось. Пока.
А, значит, пока, равновесие дороже всего.
__________________
Скажите – зачем нам вообще нужен Рай?
Открой мне ветер свою душу
Принеси в меня огня
Я вижу как легко ты рушишь
И хочу понять тебя © Игорь Тей
{исчез. Просто исчез} {в клубах любителей и фанатов творчества}
Последний раз сообщение редактировалось пользователем Herr Zauberer 18.09.2004 в 11:27
Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged
18.09.2004 09:12
