Шум из спальни послышался как раз тогда, когда Стас стоял на кухне возле приоткрытого холодильника и примерялся к очередному малосольному огурцу в трёхлитровой банке.
     По спине его прошёл ледяной озноб.
     Квартира была пуста. Должна была являться пустой в текущий момент, точнее говоря. Не считая самого Стаса, пары кошаков и вольера с хомяками, каких бы то ни было обитателей в ней на ближайшие часы не предвиделось. Но кто тогда только что приоткрыл дверь покинутой Стасом комнаты — всего на миг, словно пытаясь окинуть взглядом коридор, чтобы тут же захлопнуть дверь обратно?
     Стас нахмурился. И разжал пальцы, позволяя огурцу упасть назад в банку.
     Стояла ночь. Любимое время грабителей и иных нарушителей законопорядка. Хотя в последние месяцы Стас по некоторым личным причинам стал относиться немного легче к возможным угрозам для существования — скорее всего, ему просто не верилось, что та полусказочная лирическая история, в которую он так неожиданно попал, может по законам жанра столь глупо оборваться, — тем не менее ему вовсе не хотелось угодить на нож какого-нибудь отчаявшегося наркомана.
     Кстати, почему бы ему самому не прихватить нож в качестве средства самообороны?
     Он протянул левую руку к правому ящику кухонного стола, не отводя взгляда от двери своей спальни. Нож оказался на месте, хотя, учитывая далеко не спортивную комплекцию Стаса, пусть и при сравнительно молодом возрасте, поддержка от него скорее символическая.
     Где телефон?
     Стас как можно тише сделал несколько шагов по направлению от кухни к гостиной комнате, где находился ближайший телефонный аппарат. Ему удалось почти без скрипа открыть двери гостиной и проскользнуть внутрь, закрыв двери за собой. Но тут он вновь услышал, как открывается дверь спальни, и мгновенно застыл на месте, забыв о своих планах.
     — Долго тебя ждать? — нетерпеливо произнёс голос. В этом голосе чудилось что-то неприятное, некая гулкая хрипотца, словно у алкоголика с многомесячным стажем.
     Стас с замиранием сердца услышал звук шагов по коридору.
     — Не надо никуда звонить, — увещевал голос. — И свой нож — или чем ты там обезопасился? — тоже можешь положить на место. Я не собираюсь причинять тебе никакого вреда, Уравнитель. Серый Странник. Сквозник долбаный. — На последних словах интонации голоса чуть дрогнули, будто соскальзывая с иронии в истерику.
     Стас похолодел.
     Незнакомец последовательно перечислил его литературные псевдонимы и имена его вымышленных персонажей, с которыми Стас в своё время себя ассоциировал. Всё бы ничего, да только произведения с этими персонажами так никогда и не были им написаны.
     — Ну давай, выходи, — подзуживал незнакомец. — Ты ведь уже всё понял. Всё правильно, я — это ты. Ты из будущего.
     Стас набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его наружу. Пол плыл у него под ногами. Решившись и сжав свободной рукой покрепче нож, он рывком распахнул двери гостиной.
     На пороге стоял он сам.
     В действительности, не будь Стас психологически подготовленным, он мог бы и не узнать сам себя. Подобный инцидент уже случался с ним год или два назад на Блошином Рынке, когда он проходил мимо скрытой видеокамеры и лишь с запозданием сообразил, что видимый им на экране чёрно-белого телевизора тучный парень с обрюзгло-мрачным испитым лицом — это он и есть.
     В левой руке он держал серебристо-металлическую коробочку с множеством мелких кнопочек, которой слегка помахивал, рассматривая Стаса. Как в этих движениях, так и в выражении глаз двойника сквозила лёгкая нервозность.
     Впрочем, Стаса сейчас интересовало не это.
     — Каким образом? — выдохнул он.
     — Хотел бы я сам знать, как. — Двойник кинул взгляд на коробочку в своей руке, после чего перевёл взгляд на своего собеседника. — Если ты хочешь знать, как я обзавёлся этим приспособлением для прыжков во времени, то это сумбурная и совершенно идиотская история. Нет, мне вовсе не удалось стать безумным гениальным изобретателем или профинансировать создание Института Прикладной Хронофизики, даже и не думай. И вообще я не из столь уж отдалённого будущего — сейчас четырнадцатое февраля, так? Ну а я из одиннадцатого августа этого же года.
     — Но тогда... — вылетело из Стаса.
     Двойник не дал ему договорить:
     — Ты ведь всё равно не поверишь мне, если я скажу тебе, что во время ночной прогулки по парку случайно стал свидетелем разборки между несколькими странными суперменами, один из которых по ходу схватки и уронил эту штуковину, правда? Звучит подобно безумию. Спецслужбы, так же как и пришельцы из таинственных грядущих веков, должны лучше следить за своей техникой.
     Пройдясь взад-вперёд по гостиной, он уселся на краешек дивана и задумчиво воззрился на своего немногим более юного двойника.
     — Но тем не менее это случилось. Когда я понял, что это устройство делает, и убедился, что меня не собираются в ближайшее время убивать, то понял, что мне предоставляется последний шанс. Кто знает, может, та схватка на ночной улице была лишь бутафорией, фарсом, подстроенным, чтобы вложить мне в руки эту штуковину. Но сам шанс — реальность.
     — Шанс... на что? — сглотнув слюну, поинтересовался Стас.
     Во время этого разговора он ощущал себя довольно неловко, поскольку не привык глубоко общаться с кем бы то ни было из посторонних — хотя в последние месяцы эта привычка и успела изрядно расшататься благодаря неожиданному появлению в его жизни девушки, ставшей для него больше чем другом. По этой причине он предпочитал довольствоваться отрывочными репликами для поддержания беседы.
     Двойник, похоже, испытывал близкие проблемы, но его подпитывал изнутри эмоциональный мандраж непонятной природы.
     — Шанс исправить ошибку.
     Он взглянул в глаза Стасу, словно пытаясь отыскать там нечто, чего уже давно не было в его собственных глазах.
     — Пожалуйста, не убивай Дину.
     Стас моргнул.
     — Но я...
     — Знаю, вроде бы по моим воспоминаниям ты ещё не планировал этого, — перебил его двойник. — Но ты это сделаешь. Используя не острый кинжал и не удавку, нет — всего лишь слово. И убьёшь не её тело — душу.
     Стас растерянно замолчал.
     — Ты давно уже сомневался в крепости своих чувств к ней, не так ли? Как проклятый паладин, долбаный светлый джедай, ты уже давно думаешь о том, что зря ты вступил в тесное общение с ней и что не стоило ей из-за тебя разрушать свою личную жизнь, ведь так? И завтра — вернее, уже сегодня, — эти твои размышления облекутся плотью. Ты скажешь ей, что она тебе безразлична как объект любви и вызывает чувства преимущественно как объект вины. О, она далеко не сразу тебе поверит, она ещё попытается дать тебе спасительную лазейку, переспросив: «Совсем безразлична?» И ты, преисполнившись самоотверженными рыцарскими интенциями, весь надутый словно индюк от джедайского апломба, скорбно подтвердишь: «Совсем».
     Двойник желчно сплюнул на ковёр.
     — Ты не сразу поймёшь, что именно ты натворил — и кого навсегда потерял. Первое время тебе ещё будет казаться, что всё можно обратить вспять, что где-то ещё можно найти кнопку «LOAD». Но будет уже слишком поздно что-либо менять. С течением времени до тебя дойдёт, что в день четырнадцатого февраля ты предал даже не её — ты предал самого себя. Но и это понимание тоже, как и весь набор сопутствующих пониманий, будет тщетным и бесполезным.
     Он на секунду оторвал взгляд от ковра, устремив его на Стаса — и тут же, словно застеснявшись чего-то, упёр его вновь в ковёр.
     — Думаю, ты понимаешь, что при наличии выбора я предпочёл бы иметь такую машину, которая перемещает во времени лишь сознание, всаживая его в то же тело и не создавая проблем с раздвоением. Но выбора у меня нет, эта серебристая коробочка досталась мне в единственном числе.
     Двойник нежно погладил блестящую поверхность прибора.
     — Ликвидировать тебя, чтобы занять твоё место, я не могу. Хотя и обдумывал этот вариант, но, наверное, слишком я эгоистичен — или, напротив, излишне моралистичен. Не могу убить даже ради столь высокой ставки.
     Он вздохнул.
     — Единственное, что мне остаётся, — отговорить тебя от совершения моих ошибок. Пусть хоть какой-то Стас вместе с Диной будут счастливы.
     — Что... с ней... случилось? — медленно, едва шевеля как будто онемевшими губами, спросил Стас.
     Двойник горько рассмеялся.
     — Хочешь сказать, что случится с ней, если ты дашь волю самообличению при вашем следующем разговоре? Да ничего особенного. Если не считать того, что ты сожжёшь её крылья. Она больше никогда не будет твоим чернопёрым ангелом, да и неизвестно, будет ли чьим-то ангелом вообще. Та внутренняя метаморфоза, обычно происходящая с людьми около тридцати лет, — помнишь, сколько раз ты критически набрасывался на неё в своих псевдофилософских статьях и эссе? Так вот, эту метаморфозу ты произведёшь в ней своими собственными руками. Можешь заранее гордиться этим. Её романтичность, поэтичность, вера в любовь — от той Дины, которую ты узнал этой зимою, не останется почти ничего, и всё это сделаешь ты сам, лично ты, ты непосредственно!..
     Он резко засунул руку в правый карман брюк, выискивая там что-то. Стас невольно напрягся, но извлечённым наружу предметом оказалась всего лишь коробочка мобильного телефона.
     Двойник положил её на ковёр и подтолкнул навстречу Стасу.
     — Бери! Там на карте памяти — все наши с тобой идиотские мелодии я удалил оттуда — набор скопированных мною из Сети файлов, включающих нашу позднюю с Диной переписку. Узнаешь, что ты из неё сделал, — оценишь размах и масштаб разрушений, так сказать. Ты думал, что говорить правду легко и приятно? Думал, что лучше открыть глаза девушке поздно, чем никогда? Ты так и не расшифровал значение той недавно прочитанной тобою фразы в «Ночном дозоре», той, где «Несвоевременная правда может убить»? Убить если не физически, то изнутри, лишая цвета и смысла существование? Ты вообще когда-нибудь думаешь перед тем, как что-нибудь сделать? Ты вообще способен думать? Или...
     — Невротик.
     Двойник осёкся, некоторое время по инерции ещё продолжая шевелить губами. После чего закрыл рот и с выражением немой обиды воззрился на Стаса.
     — Я знал, конечно, что последние месяцы, когда эйфория обильно перемежалась теми самыми колебаниями, о которых ты упомянул, превратили меня в эмо. Но я не знал, что процесс деградации будет продолжаться.
     — По крайней мере, я не пью антидепрессанты, — укоризненно возразил дубль.
     Стас немного помолчал, затем пожав плечами:
     — Я тоже принял их лишь пару раз. Причём не из-за себя любимого. По тебе же превосходно видно, из-за кого ты на самом деле переживаешь.
     — Я...
     — Подожди! — Стас вскинул ладонь. В отличие от двойника, явно отрепетировавшего свои речи заранее, ему требовалось собраться с мыслями. — Подожди. Ты говоришь, что, когда она узнала правду о несколько одностороннем характере наших отношений, это травмировало её, выжгло кусочек её души. При том, что наши отношения длились лишь несколько месяцев и были довольно поверхностными. Тогда что будет, если я продолжу играть с ней и дальше, приближая к себе? Пусть это не совсем игра, пусть мне нравится Дина и пусть она даёт мне смысл существования — это всё равно вовсе не то отношение, которого она ждёт. Будучи эмпатом, она рано или поздно догадается об этом. И что будет тогда? Если разочарование после трёх месяцев знакомства убило её морально, то после года знакомства не убьёт ли разочарование её физически?
     Двойник открыл рот и тут же закрыл его. Взгляд его принялся буравить ковёр. Пальцы до белизны от напряжения стиснули край дивана.
     — Думаю, за месяцы неустанных сожалений о сделанном ты просто позабыл, что у сделанного вообще-то имелись строгие логические основания. Или не захотел вспоминать. Движимый отчаянным стремлением во что бы то ни стало возвернуть смысл своего существования — или просто источник подпитки для чувства собственной значимости?
     Двойник молчал. Голос Стаса стал мягче.
     — Я ведь знал заранее, что если я открою ей правду, то мне будет нелегко. Мне — то есть в данном случае тебе. Ты говоришь, что утратил цвет и смысл жизни, но, даже если допустить самый крайний исход этого, не дороже ли счастье Дины? Душа её ещё восстановится с течением времени. Если же я буду ещё дольше скрывать от неё истину — не восстановится никогда.
     Двойник молчал, подперев голову ладонями. Через несколько минут, не поднимая глаз, тихо произнёс:
     — Ты не представляешь, что тебя ждёт.
     — Теперь представляю, благодаря тебе. Постараюсь подготовиться, запастись антидепрессантами. Хотя...
     Стас замялся.
     Ему не очень хотелось озвучивать пришедшую ему в голову мысль, поскольку было в этой идее нечто суицидальное. Суицидальное по отношению к нему, нынешнему Стасу.
     — Если ты действительно хочешь спасти Дину от травмы — отправься лучше в ноябрь прошлого года. Предотврати наше знакомство. Пусть вся эта грустная и нелепая история никогда и нигде не произойдёт.
     Двойник покачал головой. Вначале едва уловимо — затем чуть приподняв голову, оторвав лицо от ладоней, так, что энергичные движения головы стали весьма заметными.
     — Нет. Я страшный эгоист, брат. Я не могу вычеркнуть из жизни — твоей, моей, — эти месяцы, навсегда изменившие меня.
     Тем не менее он поднялся с дивана и принялся нажимать мелкие клавиши на боку своей серебристой коробочки.
     — Ты куда?
     — Минус тринадцать миллиардов лет, — произнёс двойник, не отвлекаясь от манипуляций с прибором. — Точнее, минус тринадцать миллиардов семьсот миллионов. Если повезёт, увижу своими собственными глазами Большой Взрыв. Или даже стану его первопричиной?
     Он невесело рассмеялся.
     — Подожди! Ты... — Стас рванулся вперёд.
     Доппельгангер погрозил пальцем свободной руки, отведя другую руку с устройством как можно дальше за спину и демонстративно прижав указательный палец к одной из кнопок.
     — Это ведь красиво, не так ли? Красиво. Между прочим, ценить пафос и красоту нас с тобой научила именно она. Без неё мы бы так и остались бесчувственными сухарями, слепцами, рассуждающими о красках заката.
     Стас шевельнул губами, пытаясь внести то ли уточнение, то ли возражение. Но не успел — палец доппельгангера на боку устройства пошевелился и воздух с шумом схлопнулся вокруг вакуума, возникшего на месте двойника.
     Гостиная опустела.
     Стас вытянул руку вперёд, словно желая осязательно удостовериться в собственном исчезновении. С лица его медленно соскользнуло выражение невозмутимости, старательно удерживаемое им на протяжении большей части разговора с дублем.
     Он остался один.
     Стас присел на край дивана, ещё хранивший тепло двойника — интересно, что с ним случилось? не могло ли его тело, материализовавшись на самых ранних стадиях эволюции Вселенной, повлиять на развитие космоса? Ему вдруг вспомнилась прочитанная где-то заметка о странной галактике, форма которой до мелочей совпадает с медицинской картой человеческого уха, но сейчас эта заметка не показалась ему смешной.
     Он подпёр голову руками, почти идеально копируя позу двойника.
     Теперь не перед кем было притворяться, изображая непоколебимость и альтруизм. Он сидел на краю дивана, спрятав лицо в ладони и закрыв глаза. Вспоминая прошлое. Вспоминая будущее. Рассказанное ему двойником и домысленное им самим. В двух шагах от него на полу лежал оставленный доппельгангером телефон.
     Тут, будто вспомнив о чём-то, Стас открыл глаза.
     Ему предстоял выбор.



_____________
Последний раз сообщение редактировалось пользователем Plumbax 28.10.2010 в 05:10

Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged