ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК
Предисловие.
Ну что ж, господа, представляю вашему вниманию вольное юмористическое переложение «Понедельника» Стругацких. Возможно, что у некоторых появится вполне понятное желание отпинать меня за издевательство над священным текстом, но я могу возразить только одно: все, что было мною сделано, было сделано исключительно с благими намерениями.
Убедительно прошу не рассматривать данное произведение как наглую рекламу братьев Стругацких и братьев Вачовских.
Итак, представьте себе: все, что описывается в нашей любимой Трилогии – дела давно минувших дней. На дворе уже одиннадцатая версия матрицы…
__________________
ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК.
Повесть – сказка для работников матрицы младшего возраста.
История первая.
Суета вокруг телефона.
Глава первая.
- А вы-то сами верите в Избранного? –
спросил лектора один из слушателей.
- Конечно, нет, - ответил тот и вылетел в окно.
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня шумел город. Солнце садилось уже который час, все никак не могло сесть, и низко висело над горизонтом.
Справа на дорогу вышли двое, ступили на обочину и остановились, глядя в мою сторону. Один из них поднял руку. Я сбросил газ, их рассматривая. Это были, как мне показалось, молодые программы, может быть, немного старше меня. Их лица понравились мне, и я остановился. Тот, что поднимал руку, просунул в машину смуглое лицо и спросил, улыбаясь:
- Вы нас не подбросите до центра?
Второй тоже улыбался, выглядывая из-за его плеча.
- Давайте, садитесь, - сказал я. – Один вперед, другой назад, а то у меня там барахло на заднем сиденье.
- Благодетель! – обрадовано произнес горбоносый и сел рядом со мной.
- Дверцу прикройте получше, - сказал я.
Машина тронулась. Горбоносый повернулся назад и оживленно заговорил о том, что много приятнее ехать в машине, чем идти пешком. Второй невнятно соглашался, и все хлопал и хлопал дверцей. «Пиджак подберите, - посоветовал я, глядя на него в зеркало заднего вида. – У вас пиджак защемляется». Минут через пять все, наконец, устроилось.
Я вытащил сигареты, закурил и предложил им угощаться. «Фабрика Архитектора, - сказал горбоносый, разглядывая пачку. – Вы из города машин?» - «Да». – «Путешествуете?» - «Путешествую». Потом горбоносый спросил: «А где вы работаете?» Я ответил. «Колоссально! – воскликнул горбоносый. – Автономный модуль! Нам нужен именно автономный модуль! Слушайте, бросайте вашу работу, и пошли к нам!» - «А что у вас за работа?» - «Да как вам сказать…» - «Понятно». - «А перевод мы вам в два счета устроим!» - «А чем вы занимаетесь?» - «Как и все. Счастьем человеческим.» - «От добра добра не ищут.» - сказал я. «Город машин и приличная зарплата». - тихо сказал второй, но я услышал. «Не надо. Не надо все мерить на деньги». - «Да нет, я пошутил.» - сказал второй. «Это он так шутит, - сказал горбоносый. – Интереснее, чем у нас, вам нигде не будет». – «Почему вы так думаете?» - «Уверен». – «А я не уверен». – «Мы еще поговорим на эту тему. Вы долго пробудете в Матрице?» - «Два дня максимум». – «Вот на второй день и поговорим». – «Вам действительно так нужен автономный модуль?» - спросил я. «Нам позарез нужен автономный модуль». – «Я поговорю с другими, – пообещал я. – Я знаю недовольных». – «Нам нужен не всякий автономный модуль, - сказал горбоносый. – автономные модули – народ дефицитный, избаловались, а нам нужен небалованный». – «Да, это сложнее», - ответил я. «Нам нужен автономный модуль: а – небалованный, б – доброволец, в – чтобы согласился жить в общежитии…». – «А как насчет крылышек? – спросил я. – Или скажем, сияния вокруг головы? Один на тысячу!» - «А нам всего-то один и нужен. – сказал горбоносый.
Мы въезжали в центр города. «Девять часов, - сказал горбоносый. – Где вы собираетесь ночевать?» - «В машине». – «Можно в общежитии, - сказал второй. – У меня в комнате свободная койка». – «К общежитию не подъедешь», - сказал горбоносый задумчиво. «Да, пожалуй», - сказал второй, и почему-то засмеялся. «Да ерунда все это! Как он в общежитие пройдет?» - «А может, трансгрессировать его?» - «Ну-ну, это тебе не телефон. Ты не Смит, да и я тоже…»
- Да вы не беспокойтесь, - сказал я. – Переночую в машине.
- Слушай, - сказал горбоносый, - хо-хо! Сердце города!
- Правильно! – воскликнул второй. – К Пифии его!
- Ей-богу, я переночую в машине, - сказал я.
- Вы переночуете в доме. Должны же мы как-то вас отблагодарить.
- Следующий переулок направо.
- Теперь так, - сказал горбоносый, когда мы остановились. – Вы меня подождите, а я пойду и все устрою.
- Право, не стоит, - сказал я в последний раз.
- Никаких разговоров. Браун, держи его на мушке.
Горбоносый вылез из машины, и скрылся в дверях высокого ободранного здания. Я с изумлением читал вывески. Их было две. Слева блестела толстым стеклом синяя солидная вывеска:
НИИФАВО
ОТЕЛЬ «СЕРДЦЕ ГОРОДА»
ПАМЯТНИК МАТРИЧНОЙ СТАРИНЫ
Справа висела фанерная табличка с надписью чернилами вкривь и вкось:
ПИФИЯ
НЕ РАБОТАЕТ
администрация
- Какая Пифия? – спросил я.
Браун хихикнул.
- Вы, главное не беспокойтесь, - сказал он. – Тут у нас забавно, но все будет в порядке.
Из дверей выглянул горбоносый.
- Благодетель! Заходите!
Внутри здание было таким же ободранным, как и снаружи. В длинном коридоре с потолка свешивались какие-то провода, со стен обваливалась зеленоватая краска.
- А вот и хозяйка! – вскричал Джонсон. – Здравствуйте, товарищ Пифия!
Хозяйка была уже довольно старой программой. Лицо у нее было темно-коричневое, в морщинах, а глаза яркие и пытливые.
- Здравствуй, малыш, - произнесла она. – Это, значит, и будет новый агент?
Я поклонился.
- Таким вот образом, товарищ Пифия! – сказал горбоносый. – надо нашего нового сотрудника устроить на две ночи. Позвольте вам представить… м-м-м…
- А не надо, - сказала старуха, пристально меня разглядывая. – Сама вижу. Томпсон, номер 1254, мужской, автономный модуль, здесь проездом, а дар у тебя точно есть, и не беспокойся о вазе, малыш…
- Гхм! – сказал горбоносый, и бабка осеклась.
- И где же я его положу?
- В 303, конечно, - сказал горбоносый.
- А отвечать кто будет?
- Товарищ Пифия! – взревел горбоносый, схватил ее под руку и поволок в соседнюю комнату. Было слышно, как они спорят. «Ведь мы договорились!» - «А если он что-нибудь стибрит?» - «Да тише вы! Это же автономный модуль, агент, понимаете?»
Я повернулся к Брауну. Тот хихикал.
- Неловко как-то, - сказал я.
- Не беспокойтесь, все будет отлично, Джонсон все устроит…
Тут бабка дико заорала:
- А телефон-то, телефон!!!
Я вздрогнул, но тут вышел Джонсон, взял меня за руку и сказал:
- Ну, все устроилось. Пошли!
В 303 номере нас уже ждала бабка.
- Пойдем, расписочку напишем… Так мол, и так: принял, мол, то-то и то-то от таковой-то…
Джонсон закатил глаза, но вышел. Я огляделся. В комнате было одно окно, шкаф, один деревянный стол с древним ноутбуком и колченогий табурет. У стены стоял диван, а напротив висело мутное зеркало. Рядом с диваном была тумбочка, на которой стоял старый дисковый телефон.
- Ну вот, - сказал Джонсон, появляясь на пороге. – Мы уходим, а вы ложитесь спать. Что вы завтра делаете?
- Жду.
- Тогда мы еще увидимся. Наша любовь впереди. – Он улыбнулся, и вышел.
Я повалился на диван, и сразу уснул.
Глава вторая.
Я проснулся среди ночи оттого, что в комнате кто-то говорил.
- Я этот город ненавижу, этот зоопарк, тюрьму, реальность, называйте, как хотите, меня просто выворачивает! Я хочу отсюда вырваться, хочу освободиться, понимаете!
Холодея от любопытства, я повернулся на другой бок. В комнате было пусто. Голос продолжал:
- Вам случалось любоваться матрицей, ее гениальностью? Миллиарды людей живут полноценной жизнью во сне!
Я поднялся и спустил ноги с дивана. Голос умолк. Мне показалось, что говорили из-за стены.
- Мистер Андерсон! – провозгласил вдруг голос. Я вздрогнул. – Убить вас наслаждение! – послышалось явственное хихиканье. – Вот ведь бред какой! - сказал голос и продолжал: - Легендарный герой Морфеус, наконец-то сошлись! – Кто-то всхлипнул. - Тоже бредятина, – сказал голос и произнес с выражением: - слышите, мистер Андерсон, это рок, неизбежность, шаги вашей смерти!
Теперь я понял, где говорили. Голос раздавался в углу, где висело мутное зеркало.
- А теперь, - сказал голос, - следующее. Все, что имеет начало, имеет и конец!
- А эта бредятина откуда? – спросил я, думая что сплю.
- Изречения агента Смита. – ответил с готовностью голос.
- А кто такой агент Смит?
- Не знаю.
Я встал и подошел к зеркалу. Меня в нем не было. В комнате стало светло. За дверью кто-то обстоятельно прокашливался.
- Ну-с, так… - сказал хорошо поставленный мужской голос. – Давным-давно, еще в шестой версии матрицы, жила-была программа, по имени… ну, скажем, Меровингин. У него было двое слуг. Один был… э… каратист, а вот второй?
Я подобрался к двери и выглянул в коридор. Спиной ко мне стоял в глубокой задумчивости здоровенный черный кот. Он смотрел себе под ноги. Потом тряхнул головой, и плавным шагом пошел по коридору.
- Хорошо… - говорил кот сквозь зубы. – Жили-были Нео и Тринити. Полетели они как-то в город машин…
Кот с досадой потер лоб.
- Отчаянное положение! Ведь кое-что помню! «Сегодня все кончиться! Я знаю это, я видел!» Откуда бы это? А Нео, сами понимаете, дурак, говорит: Ты всегда был прав, Смит. Это неизбежно. Потом, естественно, превращается в Смита, и разрывает его, кретина, к чертовой матери… - кот рассмеялся, потом вздохнул. - Есть еще такая болезнь – склероз.
В лапах у него вдруг появилась гитара. Он отчаянно ударил по струнам и заорал:
- Гляжу я на небо,
и думку гадаю,
чего я не Нео,
чего не летаю!
Он замолк. Потом неуверенно продекламировал, перебирая струны:
- Скажи-ка Смитти,
ведь недаром,
Зеон, подпаленный пожаром,
Вновь людям возвращен?
Он прислонил гитару к стене и почесал ногой за ухом. Потом снова пошел по коридору, бормоча:
- Дошло до меня, о великий агент Смит, что в нашем славном городе живет программист, по имени… Тон… Том…, ну хорошо, скажем,… мистер Андерсон. По кличке… кажется…. Нео,…а вот дальше что было?
Я сидел на корточках перед дверью и, млея, смотрел, как кот ходит по коридору, бормочет, откашливается, мычит, словом, мучается несказанно. Склероз приводил его в бешенство. Он бросался на стены, драл их когтями, шипел и плевался, и глаза при этом у него горели, как у дьявола. В конце концов он тоскливо мяукнул, и уковылял прочь.
Я уже собрался вернуться в комнату, но краем глаза заметил что-то на противоположной стене. Я вышел в коридор и внимательно пригляделся. На уровне моей груди отчетливо виднелось свежее кровавое пятно диаметром сантиметров двадцать, равномерно размазанное по направлению к полу. Я шарахнулся и стукнулся затылком о твердое. Громко зазвонил телефон. Я огляделся. Я лежал поперек дивана, а в окно било утреннее солнце.
Глава третья.
Я протер глаза и осмотрелся. Все было на месте. Происходящее казалось мне чрезвычайно любопытным. Все, чему мне случилось быть здесь свидетелем, не было мне совершенно незнакомым, о подобных случаях я где-то что-то читал и теперь вспомнил, что поведение людей, попадавших в подобные ситуации, казалось мне необычайно, раздражающе нелепым. Вместо того чтобы полностью использовать увлекательные перспективы, открывшиеся для них счастливым случаем, они пугались, старались вернуться в обыденное. Какой-то герой даже заклинал читателей держаться подальше от завесы, отделяющей наш мир от неведомого, пугая духовными и физическими увечьями. Я еще не знал, как развернутся события, но уже был готов с энтузиазмом окунуться в них.
Я решил прогуляться, и вышел на улицу. Я размышлял. Я уже привык считать, что животные не могут говорить – их на это не программируют. Да и неодушевленные предметы интерьера тоже. И вот, пожалуйста. Давешний кот и зеркало. Становилось все интереснее и интереснее.
Я, наконец, нашел маленькое опрятное кафе. В кафе было хорошо. Народу было не очень много, пили кофе и разговаривали о самых разных вещах
Я взял себе овощной суп, бифштекс, три стакана чаю и три бутерброда с балыком, устроился в укромном углу и принялся за еду, с удовольствием наблюдая за этими людьми.
Мое внимание привлекла ложка, которую я держал в руке. На ней была выгравирована красивая надпись: Ложки нет. Я растерянно повертел ее в руках, а потом решил не обращать внимания.
За соседним столиком сидели два молодых человека, сначала я на них внимания не обратил. Так же, впрочем, как и они на меня. Но когда я допивал второй стакан чаю, до меня долетело слово «телефон». Затем кто-то из них произнес: тогда непонятно, зачем он вообще существует, это Сердце города... — и я стал слушать. К сожалению, говорили они негромко, да и сидел я к ним спиной, так что слышно было плохо. Но голоса показались мне знакомыми: «...никаких тезисов... только телефон...», «...такому волосатому?..», «... телефон… шестнадцатая степень...», «...при трансгрессии только четырнадцать порядков...», «...легче смоделировать транслятор...», «...мало ли кто хихикает!..», «...пистолет подарю...», «...не можем без телефона…».
Я обернулся, но они уже шли к выходу — два здоровенных парня с крутыми плечами и в строгих черных костюмах. Некоторое время я еще видел их в окно. Они перешли площадь, обогнули садик и скрылись за углом. Я допил чай, доел бутерброды и тоже вышел. «Телефон их, видите ли, волнует, — думал я. — Зеркало их не волнует. Говорящий кот их не интересует. А без телефона они, видите ли, не могут...» Я попытался вспомнить, какой же у меня там телефон, но ничего особенного вспомнить не мог. Телефон как телефон. Старый, правда.
Глава четвертая.
Волоча ноги, я вернулся в отель, прошел в свою комнату и остановился на пороге.
Телефона не было.
Вес остальное было совершенно по-прежнему: стол, и диван, и зеркало, и шкаф, и табуретка. И ноутбук лежал на столе.
— Только что здесь был телефон, — вслух сказал я.
И тотчас же кто-то резко и отчетливо постучал в наружную дверь. Оглядываясь на то место, где раньше был телефон, я вновь вышел в коридор и открыл дверь.
Передо мной под мелким дождем стоял высокий надменный человек с жесткими чертами лица, в респектабельном черном костюме идеальной чистоты, белоснежной рубашке и черном галстуке с золотым зажимом. Он снял черные очки весьма необычной формы, кажется, семиугольные, но от этого не теряющие элегантности, и с достоинством произнес:
— Прошу прощения, мистер Томпсон. Не могли бы вы уделить мне пять минут для разговора?
— Конечно, — сказал я растерянно. — Заходите...
Эту программу я видел впервые в жизни, и у меня мелькнула мысль, не связан ли он с местной полицией. Незнакомец шагнул в коридор и сделал движение пройти прямо в мою комнату. Я заступил ему дорогу.
— Извините, - пролепетал я, — может быть, здесь... А то у меня беспорядок. И телефона нет…
Незнакомец резко вскинул голову с идеально причесанными темными волосами.
— Как нет? — сказал он негромко. С минуту мы молча смотрели друг другу в глаза.
— М-м-м... ну просто нет. — сказал я почему-то шепотом.
Незнакомец опустил веки.
— Ах, вот как? — медленно произнес он. — Понимаю. Жаль. Ну что ж, извините...
Он вежливо кивнул, надел очки и решительно направился к дверям туалета.
— Куда вы? — закричал я. — Вы не туда!
Незнакомец, не оборачиваясь, пробормотал: «Ах, это безразлично» — и скрылся за дверью. Я машинально зажег ему свет, постоял немного, прислушиваясь, затем рванул дверь. В туалете никого не было. Я осторожно вытащил сигарету и закурил.
Вернувшись в комнату, я сразу увидел Маленького Человечка. Он сидел на шкафу под потолком, скорчившись в очень неудобной позе. У него было сморщенное небритое лицо и серые волосатые уши.
— Здравствуйте, — сказал я утомленно.
Маленький Человечек страдальчески скривил длинные губы.
— Добрый вечер, — сказал он. — Извините, пожалуйста, занесло меня сюда — сам не понимаю как... Я насчет телефона.
— Насчет телефона вы опоздали, — сказал я, садясь к столу.
— Вижу, — тихо сказал Человечек и неуклюже заворочался. Посыпалась известка.
Я курил, задумчиво его разглядывая. Маленький Человечек неуверенно заглядывал вниз.
— Вам помочь? — спросил я, делая движение.
— Нет, спасибо, — сказал Человечек уныло. — Я лучше сам...
Пачкаясь в мелу, он подобрался к краю шкафа и, неловко оттолкнувшись, нырнул головой вниз. У меня екнуло внутри, но он повис в воздухе и стал медленно опускаться, судорожно растопырив руки и ноги. Это было не очень эстетично, но забавно. Приземлившись на четвереньках, он сейчас же встал и вытер рукавом мокрое лицо.
— Совсем старик стал, — сообщил он хрипло. — Лет триста назад или, скажем, при Морфеусе за такой спуск меня лишили бы звания избранного, будьте уверены, мистер Томпсон. Раньше я левитировал, как Нео. А теперь, простите, сами видели. Но если нет таланта? Нет дара?
Мне стало неловко.
— Да, — сказал я. — Я, конечно, не специалист. Но... Простите за нескромный вопрос, но при чем здесь телефон? Кому он понадобился?
Маленький Человечек вздрогнул.
— Непростительная самонадеянность, — сказал он громко и поднялся. — Я совершил ошибку и готов признаться со всей решительностью. Когда такие гиганты,.. А тут еще наглые мальчишки.,. — Он стал кланяться, прижимая к сердцу бледные лапки. — Прошу прощения, мистер Томпсон, я вас так обеспокоил... Еще раз решительно извиняюсь и немедленно вас покидаю. — Он приблизился к шкафу и боязливо поглядел наверх. — Старый я, мистер Томпсон, — сказал он, тяжело вздохнув. — Старенький…
— А может быть, вам было бы удобнее... через... э-э... Тут перед вами приходил один товарищ, так он воспользовался.
— И-и, батенька, так это же был сам Смит! Что ему просочиться через канализацию на десяток лье... — Маленький Человечек горестно махнул рукой. — Мы попроще... телефон он с собой взял или трансгрессировал?
— Н-не знаю, — сказал я. — Дело в том, что он тоже опоздал.
Маленький Человечек ошеломленно пощипал шерсть на правом ухе.
— Опоздал? Он? Невероятно... Впрочем, разве можем мы с вами об этом судить? До свидания, мистер Томпсон, простите великодушно.
Он с видимым усилием прошел сквозь стену и исчез. Я бросил окурок в мусор на полу. Ай да телефон! Это тебе не говорящая кошка. Это что-то посолиднее, какая-то драма. Может быть, даже драма идей. А ведь, пожалуй, придут еще... опоздавшие. Наверняка придут. Я посмотрел на мусор. Где это я видел веник?
Веник стоял рядом с кадкой под телефоном. Я принялся подметать пыль и мусор, и вдруг что-то тяжелое зацепилось за веник и выкатилось на середину комнаты. Я взглянул. Это был маленький наушник. Я потрогал его веником. Что-то сухо затрещало, и в комнате запахло озоном. Я бросил веник и поднял наушник. Он был гладкий, отлично отполированный и теплый на ощупь. Я пощелкал по нему ногтем, и он снова затрещал. Я повернул его, и поднес к уху. Какофония звуков, ворвавшаяся в мой слух, оглушила меня. Я шарахнулся и снова ударился затылком о стену, выронив наушник, и упав на пол.
- Однако, - подумал я вслух. – Не просочиться бы в канализацию!
— Напрасно вы это сделали, мистер Томпсон, — сказал приятный мужской голос.
— Что именно? — спросил я, оглянувшись на зеркало.
— Я имею в виду наушник...
Говорило не зеркало. Говорил кто-то другой.
— Не понимаю, о чем речь, — сказал я. В комнате никого не было, и я чувствовал раздражение.
— Я говорю про наушник, — произнес голос. — Вы совершенно напрасно подносили его к уху. Он требует чрезвычайно осторожного обращения.
— Да вы заходите, товарищ, а то так очень неудобно разговаривать.
— Благодарю вас, — сказал голос.
Прямо передо мной неторопливо сконденсировался стройный, бледный, темноволосый, весьма симпатичный и весьма молодой человек в превосходно сидящем черном костюме и черном плаще до колен.
Некоторое время он, светски улыбаясь, глядел мне в глаза. Я тоже улыбался.
— Вы, вероятно, насчет телефона? — сказал я. — Телефона, увы, нет. Мне очень жаль, и я даже не знаю...
Незнакомец всплеснул руками.
— Какие пустяки! — сказал он. — Как много шума из-за какого-то, простите, вздора, в который никто к тому же по-настоящему не верит... Посудите сами, мистер Томпсон, устраивать склоки, безобразные кинопогони, беспокоить людей из-за мифического — я не боюсь этого слова, — именно мифического его назначения... Каждая трезвомыслящая программа рассматривает телефон как универсальный транслятор, несколько громоздкий, но весьма добротный и устойчивый в работе. И тем более смешны старые невежды, болтающие о... Нет, я и говорить не желаю...
— Как нам будет благоугодно, — сказал я, сосредоточив в этой фразе всю свою светскость. — Поговорим о чем-нибудь другом. А не могли бы вы убрать этот наушник?
— Я, к сожалению, не могу им воспользоваться. Это уже вопрос морали и этики, вопрос чести, коли угодно... Условности так сильны! Я позволю себе посоветовать вам больше не прикасаться к наушнику.
— Да, — сказал я с чувством. — Больше не буду.
— Искусство управлять наушником, — сказал незнакомец, — это сложное и тонкое искусство. Вы ни в коем случае не должны огорчаться или упрекать себя.
— О чем разговор! — поспешно сказал я. — Я ведь и не претендую... Конечно же, я абсолютно не подготовлен. Не позволено ли мне будет узнать, чему я обязан приятностью нашей встречи?
Незнакомец опустил глаза.
— Боюсь показаться нескромным, — сказал он, — но, увы, я должен признаться, что уже довольно давно нахожусь здесь. Мне не хотелось бы называть имена, но, я думаю, даже вам, как вы ни далеки от всего этого, мистер Томпсон, ясно, что вокруг телефона возникла некоторая нездоровая суета, назревает скандал, атмосфера накаляется, напряженность растет. В такой обстановке неизбежны ошибки, чрезвычайно нежелательные случайности... Не будем далеко ходить за примерами. Некто — повторяю, мне не хотелось бы называть имена, тем более что это сотрудник, достойный всяческого уважения, а говоря об уважении, я имею в виду если не манеры, то большой талант и самоотверженность, — так вот, некто, спеша и нервничая, теряет здесь наушник, и наушник становится центром сферы событий, в которые оказывается вовлеченной программа, совершенно к оным не причастная... — Он поклонился в мою сторону. — А в таких случаях совершенно необходимо воздействие, как-то нейтрализующее вредные влияния... Но я не хотел бы показаться абстрактным альтруистом. Конечно, все эти события меня весьма интересуют как специалиста...
Впрочем, я не намерен более мешать вам, и, поскольку вы сообщили мне уверенность в том, что больше не будете экспериментировать с наушником, я попрошу у вас разрешения откланяться.
Он поднялся.
— Ну что вы! — вскричал я. — Не уходите! Мне так приятно беседовать с вами, у меня к вам тысяча вопросов!
— Я чрезвычайно ценю вашу деликатность, мистер Томпсон, но вы утомлены, вам необходимо отдохнуть...
— Нисколько! — горячо возразил я. — Наоборот!
— Мистер Томпсон. — Произнес незнакомец, ласково улыбаясь и пристально глядя мне в глаза. — Но ведь вы действительно утомлены. И вы действительно хотите отдохнуть.
И тут я почувствовал, что действительно засыпаю. Глаза мои слипались. Говорить больше не хотелось. Ничего больше не хотелось. Страшно хотелось спать.
— Было исключительно приятно познакомиться с вами. — Сказал незнакомец негромко.
Я видел, как он начал бледнеть, бледнеть и медленно растворился в воздухе, оставив после себя легкий запах дорогого одеколона. Я кое-как расстелил постель, ткнулся лицом в подушку и моментально заснул.
Разбудило меня какое-то шуршание. Я сел и огляделся. На середине комнаты стоял здоровенный Детина в черном костюме. Он нагнулся над наушником.
— В чем дело? — спросил я.
Детина мельком взглянул на меня из-под плеча и отвернулся.
— Не слышу ответа, — сказал я зло. Мне все еще очень хотелось спать.
— Тихо, ты, программа, — сипло произнес детина. Он взял наушник с пола. Голос его показался мне знакомым.
— Эй, приятель! — сказал я угрожающе. — Положи эту штуку на место и очисти помещение.
Детина смотрел на меня, выпячивая челюсть. Я откинул простыню и встал.
— А ну положи наушник! — сказал я в полный голос.
Детина принял стойку. В комнате стало гораздо светлее, хотя лампочка не горела.
— Детка, — сказал детина, — ночью надо спать. Лучше ляг сам.
Парень был явно не дурак подраться. Я, впрочем, тоже.
— Положи наушник. — потребовал я.
— Чего ты орешь, как повстанец? — сказал парень. — Твой он, что ли?
— А может быть, твой?
— Да, мой.
Тут меня осенило.
— Значит, телефон тоже ты уволок?
— Не суйся не в свои дела, — посоветовал парень.
И тут в комнате появились еще двое: оба абсолютно одинаковые, с бледными хищными лицами, в белых плащах, с длинными белыми дредами на голове, и узких черных очках.
— Джонс! — завопил один из них. — Так это вы воруете телефон?! Какое безобразие!
— Идите вы все... — сказал детина
— Вы грубиян! — закричал второй. — Вас гнать надо! Я на вас докладную подам!
— Ну и подавайте, — мрачно сказал Джонс. — Займитесь любимым делом.
— Не смейте разговаривать со мной в таком тоне! Вы мальчишка! Вы дерзец! Вы забыли здесь наушник! Молодая программа могла пострадать!
— Я уже пострадал, — вмешался я. — Телефона нет, сплю как собака, каждую ночь разговоры...
Первый немедленно повернулся ко мне.
— Неслыханное нарушение дисциплины, — заявил он. — Вы должны жаловаться... А вам должно быть стыдно! — Он снова повернулся к Джонсу.
Джонс угрюмо запихивал наушник в правое ухо. Первый вдруг спросил тихо и угрожающе:
— Вы сняли Тезис, Джонс?
Детина мрачно ухмыльнулся.
— Да нет там никакого Тезиса, — сказал он. — Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы телефон воровали, — дайте нам другой транслятор...
— Вам известно постановление Ученого совета? — осведомился второй.
— Мне, товарищ Близнец, известно, что понедельник начинается в понедельник, — угрюмо сказал Джонс.
— Не разводите демагогию, — сказал первый Близнец. — Немедленно верните телефон и не смейте сюда больше возвращаться.
— Не верну я телефон, — сказал Джонс. — Эксперимент закончим — вернем.
Первый Близнец устроил безобразную сцену. «Самоуправство!.. — визжал он — Хулиганство!..» Джонс, не вынимая рук из карманов, повернулся спиной и шагнул сквозь стену. Первый устремился за ним с криком: Нет, вы вернете телефон!» Второй Близнец сказал мне:
— Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось
Он кивнул и тоже двинулся к стене. В окно снова забарабанил дождь. Я включил свет и оглядел комнату. В комнате вес было по-прежнему. Я выключил свет и улегся. «Будет мне завтра от старухи», — подумал я.
Глава пятая.
Утром оказалось, что телефон стоит на месте. Я не удивился. Собирая постель и делая зарядку, я размышлял о том, что существует, вероятно, некоторый предел способности к удивлению. По-видимому, я далеко шагнул за этот предел. Я даже испытывал некоторое утомление. Я пытался представить себе что-нибудь такое, что могло бы меня сейчас поразить, но фантазии у меня не хватало. Это мне очень не нравилось, потому что я терпеть не могу людей, не способных удивляться. Правда, я был далек от психологии «подумаешь эка невидаль», скорее, мое состояние напоминало состояние Алисы в Стране Чудес, я был словно во сне и принимал и готов был принять любое чудо за должное, требующее более развернутой реакции, нежели простое разевание рта и хлопанье глазами.
Я еще делал зарядку, когда в прихожей хлопнула дверь, зашаркали и застучали каблуки, кто-то закашлял, что-то загремело и упало, и начальственный голос позвал: «Товарищ Пифия!» Старуха не отозвалась, и в прихожей начали разговаривать: «Что это за дверь?.. » — «Тут вход в музей». — «А здесь?.. Что это — все заперто, замки...» — «Весьма хозяйственная женщина, товарищ Архитектор». — «А где же знаменитый телефон? В музее?» — «Нет. Тут должен быть запасник».
— Это здесь. — Сказал знакомый угрюмый голос.
Дверь моей комнаты распахнулась, и на пороге появился высокий старик с великолепной снежно-белой сединой, с белой аккуратной бородой, в элегантном белом костюме тройке. Увидев меня (я стоял в одних трусах, руки в стороны, ноги на ширине плеч), он приостановился и звучным голосом произнес:
—Так.
Справа и слева от него заглядывали в комнату еще какие-то лица. Я сказал: «Прошу прощения» — и побежал к своим джинсам. Впрочем, на меня не обратили внимания. В комнату вошли четверо и столпились вокруг дивана. Троих я знал: угрюмого Джонса, смуглого горбоносого Джонсона, который подмигнул мне, и одного Близнеца. Седовласого я не знал.
— Вот этот телефон? — спросил Седовласый.
— Это не телефон. — угрюмо сказал Джонс. — Это транслятор.
— Для меня это телефон. — заявил Близнец, глядя в записную книжку. — Телефон черный, дисковый, инвентарный номер одиннадцать двадцать три.
— Это прибор, — сказал Джонс безнадежно. — С ним работают...
— Этого я не знаю, — заявил Близнец. — Я не знаю, что это за работа с телефоном.
— А мы вот знаем, — тихонько сказал Джонсон.
— Вы это прекратите, — сказал Близнец, поворачиваясь к нему. — Вы здесь не в пивной, вы здесь в учреждении. Что вы, собственно, имеете в виду?
— Я имею в виду, что это не есть телефон, — сказал Джонсон — Или, в доступной для вас форме, это есть не совсем телефон. Это есть прибор, имеющий внешность телефона.
— Я попросил бы прекратить эти намеки, — решительно сказал Близнец. — Насчет доступной формы и все такое. Давайте каждый делать свое дело. Мое дело — прекратить разбазаривание, и я его прекращаю.
— Так, — звучно сказал седовласый. Сразу стало тихо. — Я беседовал с мистером Андерсоном и с мистером Смитом. Они полагают, что этот телефон-транслятор представляет лишь музейную ценность. В свое время им пользовался Избранный № 6, так что историческая ценность его неоспорима. Не будем решать этот вопрос сейчас.
— А когда? — спросил грубый Джонс.
— В пятницу на Ученом совете.
— Мы не можем разбазаривать реликвии, — вставил Близнец.
— А мы что будем делать? — спросил грубый Джонс.
— Так,— сказал седовласый. — Вопрос о вашей группе мы тоже решим на совете. А вы... — По лицу его было видно, что он забыл имя Джонса, — вы пока воздержитесь... э... от посещения музея.
С этими словами он вышел из комнаты. Через дверь.
— Добились своего, — сказал Джонс сквозь зубы, глядя на Близнеца.
— Разбазаривать не дам, — коротко ответил тот, засовывая во внутренний карман записную книжку.
— Разбазаривать! — сказал Джонс. — Плевать вам на все это. Вас отчетность беспокоит. Лишнюю графу вводить неохота.
— Вы это прекратите, — сказал непреклонный Близнец, — Мы еще назначим комиссию и посмотрим, не повреждена ли реликвия...
— Инвентарный номер одиннадцать двадцать три, — вполголоса добавил Джонсон.
— В таком вот аксепте, — величественно произнес Близнец, повернулся и увидел меня. — А вы что здесь делаете? — осведомился он. — Почему это вы здесь спите?
— Я... — начал я.
— Вы находились рядом с телефоном, — провозгласил ледяным тоном Близнец, сверля меня взглядом контрразведчика. — Вам известно, что это прибор?
— Нет, — сказал я. — То есть теперь известно, конечно.
— Товарищ Близнец! — воскликнул горбоносый Джонсон, — Это же наш новый агент, Томпсон!
— А почему он здесь спит? Почему не в общежитии?
— Он еще не зачислен, — сказал Джонсон, обнимая меня за талию.
— Тем более!
— Значит, пусть спит на улице? — злобно спросил Джонс.
— Вы это прекратите, — сказал Близнец. — Есть общежитие, есть гостиница, а здесь музей, госучреждение. Если все будут спать в музеях...
Джонсон все держал меня за талию.
— Товарищ Близнец, вы совершенно правы, непорядок, но сегодня он будет ночевать у меня.
— Это другое дело. Это пожалуйста, — великодушно разрешил Близнец. Он хозяйским взглядом окинул комнату, и вышел.
— Дело в том, Томпсон, — сказал Джонсон, обращаясь ко мне, — что у нас идеальный администратор. Он один в двух лицах. Есть А-Близнец и У-Близнец. У-Близнец — это крупный каратист международного класса. Что же касается А-Близнеца, то это довольно обыкновенный снайпер.
— Близнецы? — осторожно спросил я.
— Да нет, это одна и та же программа. Только она одна в двух лицах.
— Ясно, — сказал я и стал надевать ботинки.
— Ничего, Томпсон, скоро все узнаешь, — сказал Джонсон ободряюще.
Я поднял голову.
— То есть?
— Нам нужен автономный модуль, — проникновенно сказал Джонсон.
— Мне очень нужен автономный модуль, — сказал Джонс, оживляясь.
— Всем нужен автономный модуль, — сказал я, возвращаясь к ботинкам. — И прошу без гипноза и прочих заколдованных мест.
— Он уже догадывается, — сказал Джонсон.
Джонс хотел что-то сказать, но за окном грянули крики.
— Это не наша ложка! — кричал Близнец.
— А чья же это ложка?
— Я не знаю, чья это ложка! Это не мое дело!
— Ложка изъята у Пифии, каковая проживает здесь у вас, в Сердце города!..
— Я не позволю бросать тень на товарища Пифию!..
В комнату ворвался возбужденный Близнец, волоча за рукав юного сержанта полиции.
— Так я вручаю вам повестку, — сказал юный сержант и протянул Близнецу листок бумаги казенного вида. — А вы уж сами разбирайтесь со своей Пифией...
— А я вам говорю, что это не наша ложка! — заорал Близнец. — Товарищ Пифия наша сотрудница!..
Юный сержант, прижимая руки к груди, пытался что-то сказать.
— Я требую разобраться немедленно! — орал Близнец. — Вы мне это прекратите, товарищи полиция! Данная повестка бросает тень на весь коллектив! Я требую, чтобы вы убедились!
— У меня приказ... — начал было сержант, но Близнец с криком: «Вы это прекратите! Я настаиваю!» — бросился на него и поволок из комнаты.
— В музей повлек, — сказал Джонсон. — Томпсон, пойдем посмотрим...
— Вы это прекратите, — сказал я. — Я в отпуске.
— Пойдем, пойдем, — сказал Джонсон.
В прихожей Близнец, вцепившись одной рукой в сержанта, другой отпирал мощный висячий замок. «Сейчас я вам покажу нашу ложку! — кричал он. — Все заприходовано... Все на месте». — «Да я ничего не говорю, — слабо защищался сержант. — Я только говорю, что ложек может быть не одна...» Близнец распахнул дверь, и мы все вошли в обширное помещение.
Это был вполне приличный музей — со стендами, диаграммами, витринами, макетами и муляжами. Общий вид более всего напоминал музей криминалистики: много фотографий и неаппетитных экспонатов; Близнец сразу уволок сержанта куда-то за стенды, и там они вдвоем загудели как в бочку: «Вот наша ложка...» — «А я ничего и не говорю…» — «Товарищ Пифия...» — «А у меня приказ!..» — «Вы мне это прекратите!..»
— Полюбопытствуй, полюбопытствуй, Томпсон, — сказал Джонсон, сделал широкий жест и сел в кресло у входа.
Я пошел вдоль стены. Я ничему не удивлялся. Мне было просто очень интересно. И вот что я увидел.
«Питательная Жидкость, в которой содержался Избранный» (старинная прямоугольная бутыль с розовой жидкостью, пробка залита цветным воском).
«Средство для производства двойников Смита» (бутылек с блестящей черной густой массой).
«Пули, которые останавливал Избранный» (вполне обыкновенные пули девятого калибра).
«Мобильник повстанца» (мобильный телефон очень устаревшей модели).
Я пошел дальше.
«Катана Морфеуса» (очень ржавый японский меч с обломанным лезвием, прикован цепью к железной стойке, витрина тщательно опечатана).
«Пистолет агента» (Классический Дезерт Игл).
«Наушник агента Смита» (самый обыкновенный на вид наушник).
Я уже дошел до стенда «Развитие идеи философского познания Матрицы», когда в зале вновь появились сержант и Близнец. Судя по всему, им так и не удалось сдвинуться с мертвой точки. «Вы это прекратите», — вяло говорил Близнец. «У меня приказ», - так же вяло ответствовал сержант. «Наша ложка на месте...» — «Вот пусть старуха явится и даст показания...» — «Что же мы, по-вашему, врем?..» — «А я этого и не говорил...» — «Тень на весь коллектив...» — «Разберемся...»
В эту минуту в прихожую с топотом и стуком ввалилась Пифия, ведя на веревке здоровенного черного кота. При виде сержанта полиции кот мяукнул дурным голосом и рванулся прочь. Пифия упала. Близнец кинулся в прихожую, и поднялся невообразимый шум. С грохотом покатилась пустая кадушка. Джонсон схватил меня за руку и, прошептав: «Ходу, ходу!..», бросился в мою комнату. Мы захлопнули за собой дверь и навалились на нее, тяжело дыша.
В прихожей кричали:
— Предъявите документы!
— Батюшки, да что же это!
— Почему кот?! Почему в помещении кот?! Опять программу что-ли, меняют?!
— М-я-у-у-у-у-у-уу...
— Вы это прекратите, здесь не пивная!
— Не знаю я ваших ложек и не ведаю!
— М-я-у-у-у-у-у-у!..
— Гражданка, уберите кота!
— Прекратите, кот заприходован!
— Как заприходован?!
— Это не кот! Это наш сотрудник!
— Тогда пусть предъявит!..
— Через окно — и в машину! — приказал Джонсон.
Я схватил куртку и выпрыгнул в окно. Пригибаясь, я подбежал к машине, распахнул дверцу и вскочил за руль. Мотор не заводился. Терзая стартер, я увидел, как дверь отеля распахнулась, из прихожей вылетел черный кот и гигантскими прыжками помчался прочь куда-то за угол. Мотор взревел. Я развернул машину и вылетел на улицу. Джонсон вынырнул из здания и с размаху сел радом со мной.
— Ходу! — сказал он бодро. — В центр!
Когда мы поворачивали на проспект Мира, он спросил:
— Ну, как тебе у нас?
— Нравится, — сказал я. — Только очень шумно.
— У Пифии всегда шумно, — сказал Джонсон. — Вздорная старуха. Она тебя не обижала?
— Нет, — сказал я. — Мы почти и не общались.
— Подожди-ка, — сказал Джонсон. — Притормози.
— А что?
— А вон Браун идет. Помнишь Брауна?
Я затормозил. Браун влез на заднее сиденье и, радостно улыбаясь, пожал нам руки.
— Вот здорово! — сказал он. — А я как раз к вам иду!
— Только тебя там и не хватало, — сказал Джонсон.
— А чем все кончилось?
— Ничем, — сказал Джонсон.
— А куда вы теперь едете?
— В институт, — сказал Джонсон.
— Зачем? — спросил я.
— Работать, — сказал Джонсон.
— Я в отпуске.
— Это не важно, — сказал Джонсон. — Понедельник начинается в понедельник, а август на этот раз начнется в июле!
Мы проехали между магазином № 2 и столовой № 11.
— Он уже знает, куда ехать, — заметил Браун.
— Отличный парень, — сказал Джонсон. — Гигант!
— Он мне сразу понравился, — сказал Браун.
— Видимо, вам позарез нужен автономный модуль, — сказал я.
— Нам нужен далеко не всякий автономный модуль, — возразил Джонсон.
Я затормозил возле странного огромного здания с вывеской «НИИФАВО».
— Что это означает? — спросил я. — Могу я, по крайней мере, узнать, где меня вынуждают работать?
— Можешь, — сказал Джонсон. — Ты теперь все можешь. Это Научно-Исследовательский Институт Фантазии и Воображения. Ну, что же ты стал? Загоняй машину!
— Куда? — спросил я.
— Ну неужели ты не видишь?
И я увидел.
Но это уже совсем другая история.
__________________
"И вдруг я увидел, что значу что-то для другого человека и что он счастлив только от того, что я рядом с ним. Такие слова сами по себе звучат очень просто, но когда
вдумаешься в них, начинаешь понимать, как это все бесконечно важно. Это может поднять бурю в душе человека и совершенно преобразить его. Это любовь и все-таки нечто другое. Что-то такое, ради чего стоит жить. Мужчина не может жить ради любви. Но ради другого человека - может."
Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
Покроется небо пылинками звезд,
И выгнутся ветки упруго,
Тебя я услышу за тысячу верст,
Мы - эхо,
мы - эхо,
мы - долгое эхо друг друга…
Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged
19.08.2004 02:48
