Фильм "Матрица" как повод для разговора о религиозной философии
(Лекция)
01 апреля 2004
www.kuraev.ru
Обычно голливудские фильмы состоят из драк, погонь и любовных сцен. Вычисти их с киноленты – и в памяти кинозрителя останется черная дыра. Но в случае с "Матрицей" дело обстоит совсем не так. Если продраться сквозь подростковую попсу, которой обильно полито все пространство фильма, то в нем начнет проступать вполне отчетливый философский сюжет.
Для тех, кто не знаком с этим фильмом, напомню его сюжетный зачин.
Где-то в Американии живет себе молодой человек по имени Нео. Все у него хорошо – друзья, жилье, работа, карьерная перспектива… И вдруг он просыпается. И обнаруживает, что вся, буквально вся его жизнь была сном. Причем этот сон не приснился ему, а был ему "приснит". Нет у него ни машины, ни любимой женщины, ни работы. Он вообще никуда не ходит по большому городу Нью-Йорку. Он всю жизнь пролежал в ванной с каким-то физиологическим раствором.
И дальше фильм развивается по канонам классического жанра литературной антиутопии (см. Оруэлл "1984"). Антиутопия рисует идеально отвратительное общество. Так вот, в "Матрице" предполагается, что компьютеры взбунтовались против людей…
Сам сюжет не нов. Он уже породил свои анекдоты (Диалог двух друзей на выставке новейшей бытовой техники: "Слушай, если прогресс и дальше пойдет так стремительно, то я скоро смогу отсылать свои письма с обычной кухонной кофеварки!" – "Нет, если прогресс будет столь быстрым, то твоя кофеварка скоро будет рассылать СВОИ письма"). И свои фильмы. Но если в "Терминаторе" восставшие машины просто и грубо уничтожают людей, то в "Матрице" машины используют людей в качестве батареек.
Люди всю жизнь проводят: телом - в капсулах; умом - в непрекращающемся сне. Тела опутаны кабелями, по которым в жилы закачиваются питательные растворы. А чтобы человек функционировал в качестве человека – в его мозг вживлены разъемы, через которые компьютер ("Матрица") контролирует психическую жизнь людей. Матрица создает виртуальную реальность, по которой и бродят сны людей. Люди лежат штабелями, каждый в своём саркофаге, машины же вливают им в кровь необходимые людям физиологические вещества, а в головы – желательные для машин фантазии.
И вдруг Нео просыпается… А мы оказываемся на пороге главного вопроса философии: "Что есть истина?"
Дело в том, что философия рождается там, где рождаются сомнения. Поэтому мне бывает странно читать учебники по истории философии, пробующие рассказать о философии Вед или о философии Гомера. Это – не философии. Это – совершенно другой регистр работ мысли.
Одно дело – речь человека, ощущающего себя пророком или учителем, который вещает некоторые истины, кажущиеся ему непререкаемыми, так как за его спиной стоит некий великий священный авторитет.
Другое дело – философ, который реализует свой сугубо частный мыслительный проект и который заранее знает, что он будет оспорен, что согласятся с ним далеко не все. И, значит, ему нужно уметь доказывать свое и критиковать чужое.
Значит, ему нужно уметь сомневаться. Философия и есть систематизированное, дисциплинированное сомнение. Сомнение в том, что кажется само собой разумеющимся, сомнение в голосе традиции, сомнение в мифе, сомнение в себе самом.
Философия и начинается с недоверия к себе самому. Например, к органам своих чувств. Вот, я доселе считал, что органы чувств сообщают мне безусловно-достоверную информацию, а теперь оказывается, что это не так. Предмет, находящийся далеко – кажется маленьким. Весло, опущенное в воду – кажется сломанным. У человека, болеющего желтухой, меняются вкусовые и цветовые ощущения. Более того – могут быть фантомные боли. Например, нога – ампутирована, а кажется, что болит палец именно на этой ноге, а на самом деле – всей ступни давно нет. А, значит, мои органы чувств могут мне врать даже обо мне самом.
Может быть обман подсознания и обман рекламы или пропаганды. Может быть сбой логики или неполнота знаний, переданных мне по традиции… В общем, у ошибок и иллюзий много причин. Философия же как раз и предупреждает: будь настороже, храни себя от идолов.
И вот там, где религиозная жизнь не сводится к исполнению обрядов и ритуалов, всюду, где религиозная жизнь пробует осмыслить себя, там рождается философия. А первая идея новорожденной философии - это идея иерархии бытия.
Есть разные уровни бытия. Есть – бытие, а есть – быт. Есть – житие, есть – жизнь. Есть – вечность, а есть – время, история, калейдоскоп событий. Человек стоит на грани этих миров. Но порой он забывает о своей пограничности и ощущает себя в тылу. Такого человека религиозный философ начинает трясти и будить: "Не спи, проснись художник, не предавайся сну! Ты Вечности заложник у времени в плену!" (Борис Пастернак).
Классический философский текст, в котором нетрудно узнать сюжет "Матрицы" - это миф о пещере, познакомиться с которым можно в "Государстве" Платона.
Некоторые люди пленены и скованы цепями в горной пещере. Они скованы так, что сидят спиной к выходу. Только иногда люди видят перед собой на стене игру лучей и теней от солнца или светильников. Они сидят в этой пещере с детства. Они забыли, что существует огромный внешний мир и думают, что вот эта игра теней – это единственная реальность. На деле же это – игра теней. Как потом, спустя столетия, скажет русский неоплатоник Владимир Соловьев: "Милый друг, иль ты не видишь, что всё видимое нами только отзвук, только тени от незримого очами".
Индийская философия также стремится разбудить человека. Ее первый призыв: человек, познай и признай свою ослепленность. В индуизме привычный для нас поток ощущений называется Майа. Майа – это сон, который снится Брахману, первоначальному божеству. Брахман – спит и видит сны, а мы с вами – персонажи другого сна, чужого сна. Вот в этом – отличие индийской философии от европейской. Декарту кажется очевидным, что раз он мыслит, значит, он существует. В индийской философии считается, что мысль человека может быть порождена чужим сознанием, а не его собственным. Итак, человек ест порождение чужого сна, да и сам вдобавок спит. Человек есть сон во сне. (На что немецкий поэт Рильке протестует: "Я больше сна во сне. Не мину!").
А буддизм – это вообще философия улыбки чеширского кота. Улыбка – есть, а кота – нет. То есть: есть – поток сознания, но нет субъекта сознания. Личности нет ни в мире людей, ни в мире богов (этот тезис в буддизме называется "анатман"). В индуизме Брахман спит и видит сны. Если он проснётся, то мир – исчезнет, и мы с вами – растворимся. В буддизме же нет Бога. Весь мир – иллюзия, а чья – мы не знаем. Знаменитый коан, "загадка без ответа", дзэн-буддистской традиции: "Однажды встретились Будда и бабочка и смотрят друг на друга. Кто кому снится? Бабочка – Будде, или Будда – бабочке". Ответа нет. Но, как бы то ни было, человек должен понять, что весь его мир - это мир сансары, устойчивых иллюзий. От этого навязчивого гипноза надо проснуться. Для начала же надо понять, что меня вообще нет, и что фраза "я пошёл" - бессмысленная фраза. В лучшем случае, можно сказать: "Эта груда костей, благовоспитанно именуемая моим телом, сейчас стала двигаться по направлению к этой двери, которой, на самом деле, тоже нет".
Знаете, в Москве есть такой замечательный и малость хулиганистый батюшка, отец Иоанн Охлобыстин, когда-то знаменитый актёр, режиссёр и так далее. Так вот, он недавно выпустил книжку своих анекдотов. Главный персонаж этих анекдотов – некий архимандрит Савва, по легенде – наместник одного из подмосковных монастырей. Парочка из этих анекдотов – вполне гениальны, на мой вкус. И вот одна из жемчужин охлобыстинского собрания: "Отец Савва никогда не здоровался с буддистами, когда те заходили в его монастырь, потому что он боялся оскорбить их религиозные взгляды. Ведь по верованиям буддистов не существует ни их самих, ни тех, кто с ними здоровается".
Итак, в буддизме нужно пробудить своё сознание и усилием мысли понять, что на самом деле мира – нет и меня тоже - нет. Ничего не существует.
В первой серии "Матрицы" Нео беседует с мальчиком, похожим на тибетского далай-ламу в детстве. Мальчик одним своим взглядом гнет ложку. Нео пробует повторить этот трюк, и в ответ слышит: "Главное – ты должен понять, что ложки просто не существует!".
В Православии тоже есть эта установка на то, чтобы пробудиться от плена очевидности, плена стереотипов. Наиболее ярко это выражено в учении преподобного Максима Исповедника. Этот величайший православный философ жил в VII веке христианской эры. Он говорил, что есть два типа логосов. "Логос" по-гречески обозначает не только слово, но и мысль, а у Максима даже замысел.
Первый из двух типов "логосов" - "логос сперматикос", семенной логос. Это – замысел Бога о каждом человеке, каждой вещи. "Мысле-воление Божества". Логос сперматикос – это замысел Бога в вечности о каждом из нас, о каждом человеке, вещи, встрече, ситуации. Как замечательно сказал В.С. Соловьёв, национальная идея – это не то, что тот или иной народ думает о себе во времени, а то, что Бог замыслил об этом народе в вечности.
Но если человек не обладает даром прозорливости, если он не стяжал то, что у апостола Павла называется "ум Христов", то он не может смотреть на мир глазами Бога. Такой (то есть вполне обычный) человек сам придумывает смыслы тех ситуаций, в которых он оказался. Он создает то, что в терминологии Максима Исповедника называется "логос фантастикос". Это придуманный человеком смысл для каждой конкретной ситуации. То есть – фантазм.
Предположим, что я – настоятель храма. Служба кончилась, и я уже готов выйти из храма. Вдруг открывается дверь и в храм входит незнакомый мне человек. По замыслу Бога этот человек должен был сегодня встретиться со мной для того, чтобы поговорить о Боге, о душе. А я присмотрелся к нему и рассчитал: "Тачка у него крутая, прикид на мужике хороший, златая цепь на дубе том… Наверно, Господь мне спонсора послал!!!" И начинаю с ним разговор о главном: "Зима на носу, батареи в храме менять надо, короче, колись на бабки, мужик!"…
Знаете, хоть я и не настоятель, но у меня была похожая ситуация минувшим летом. В июне у меня были лекции в Крыму. И вот в разных городах, разные люди, начиная от уличных мальчишек и кончая вице-президентом Крыма, грузили меня одной и той же идеей. "Отец Андрей, помогите нам выйти на Юрия Шевчука, уговорите его, чтобы он приехал к нам в Севастополь в день военно-морского флота России и дал бы концерт". Я, конечно, открещивался, пояснял, что они быть продюсером группы ДДТ не есть моя смежная специальность… Но все же в оперативной моей памяти эта идея засела. И вот прилетаю я в Москву, подхожу к пограничному посту во Внуково, протягиваю пограничнику паспорт. Тут звонит мобильник. И звонит как раз Шевчук. Я ему говорю: "Юра, ты знаешь, тебя ждут в Севастополе, двадцать девятого июля в день военно-морского-флота" и так далее... Он выслушивает, а потом говорит: "А я, вообще-то, о душе поговорить хотел…". Так мне до сих пор стыдно...
К сожалению, слишком часто мы смотрим на другого человека таким потребительским, эксплуататорским взглядом. Мы не хотим знать то, что ему нужно, а хотим только то, что выгодно и интересно нам. В этих фантазиях убивается любовь. Оттого и говорит преподобный Максим, что главное дело монаха – отличать Божий замысел от наших примышлений, наших фантазмов.
Итак, во всех развитых религиях звучит предостережение: человек для приобретения истины должен разорвать с привычной для него психологической средой обитания, с привычными реакциями, стереотипами, иллюзиями.
Эту идею трудно эту идею не узнать и в фильме "Матрица".
Примечательно, что как в "Государстве" Платона, так и в "Матрице" человек просыпается не по своей воле. Нео вытаскивают из сна помимо его желания какие-то заговорщики и заставляют его понять всю печальность реальности. А один из повстанцев, тоже, наверно, некогда пробужденный не по своей воле, даже решается на возврат в лоно Матрицы. Он оправдывает свое предательство тем, что "выдуманный вкус куриного мяса" ему все же милее, чем та реальная бурда, которой кормят его бунтари.
Это почти прямая цитата из Библии. В Ветхом Завете описывается, как Моисей пришел к фараону и на чистом древнеегипетском языке сказал ему: Let my people go! ("Отпусти мой народ!"). Когда же Моисею удалось увести свой народ из Египта, то в ходе многолетних странствий по пустыне в народе поднялся ропот: "сыны Израилевы сидели и плакали и говорили: кто накормит нас мясом? Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших… И сказал Моисей Господу: для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка? откуда мне взять мяса, чтобы дать всему народу сему? Ибо они плачут предо мною и говорят: дай нам есть мяса. Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня" (Числ. 11, 4-14).
Так что тиран, против которого бунтует религиозный повстанец, имеет мощный опорный пункт и внутри самого этого повстанца. Человеку трудно разворачивать инерцию всей своей прошлой жизни.
С этой трудностью связан и еще один сюжетный поворот "Матрицы".
В религиозно-философских системах предполагается, что если человек пробуждается от плена иллюзий, то он видит более красивый мир. То, что мы здесь считаем красотой – ничто по сравнению с той, Высшей, Красотой, Высшим Благом, Истиной с большой буквы, которая открывается духовному зрению, в отличие от плотского. В "Матрице" всё наоборот. Мир, в котором привык жить Нео, – уютный, красивый и хороший. Затем ему открывается совершенно другая реальность. Подлинная реальность оказывается страшной, бесчеловечной, грязной, а также – смертельно опасной. В этом можно усмотреть расхождение между традиционными религиозными картинами мира и сюжетом, который предлагает "Матрица" и даже сделать вывод об антирелигиозном выпаде фильма.
Но такая интерпретация была бы слишком поспешной.
По крайней мере, в христианстве такой поворот нужен и неизбежен. Человек, разрывающий паутину навязчивых самоочевидностей, должен пройти через этап разочарований. Для обретения веры необходимы разочарования. Есть своя правда в словах Ницше: "Нужно иметь в душе хаос, чтобы родить танцующую звезду".
Дело в том, что в жизни людей бывает слишком много порядка, слишком много предсказуемости и повторяемости. Бывает такой ordnung, что взорвать его вовсе не грех. Однолинейная упорядоченность жизни человека, исчисляемая простота его жизненной траектории передаются на языке христианской психологии через слово "страсть".
С точки зрения православной психологии (православная психология – это православная аскетика), каждый из нас – ходячий парламент. А во всяком парламенте есть множество фракций. Приходит очередной вечер, и на повестке дня традиционно возникает один-единственный вопрос: "Дело было вечером, делать было нечего. Чем займёмся, товарищи депутаты? Ваши предложения". После этого разные фракции выдвигают свои концепции. Фракция головы говорит: "Слушай, пойдём в библиотеку, книжки умные почитаем". Фракция сердца решительно не согласна: "Ну что тебе книжки, у тебя книжки всюду, даже в туалете книжный шкаф стоит! Давай в храм пойдём, помолимся. Давно ли ты в храме был, просто, чтобы минутку постоять, помолиться?". Но большая, влиятельная и едино-центристская фракция желудка говорит: "Ребята, достали вы меня своей духовностью! Пойдём куда-нибудь поужинаем! Полистай записную книжку. У кого из знакомых сегодня день рождения? Кому на хвост упасть? Звони. Туда пойдём". Есть ещё фракция радикальных демократов. Что она на ночь глядя предлагает, я вообще молчу...
Пред лицом такого многоголосья моей единой и единственной личности приходится с ужасом повторять клич советских продавщиц: "Вас много, а я – одна!".
Но все же все эти фракции находятся во мне на законном основании. Все депутаты – избраны, и какими бы странными и неадекватными ни казались их лозунги, эти депутаты все же законно представляют интересы людей в государственной думе. Так же и все импульсы и влечения, которые есть в человеке, включая и сексуальное влечение и физиологические потребности, с точки зрения православной аскетики, нужны, добры и заложены в нас Творцом.
Грех рождается не в богозданной человеческой природе, а в тумане моего личного выбора. Грех рождается, когда человек забывает закон иерархии, когда более низкий импульс реализуется вместо зова более высокого.
Желудок говорит, что надо поесть. Но, во-первых, желудок не говорит, что именно ему надо съесть. Тут уже дурная голова челюстям покоя не даёт. Желудок говорит, что надо поесть, а голова говорит: "чтой-то мне фуа-гра захотелось" (что это такое – не знаю, но звучит интригующе). Но такой заказ – это уже инициатива головы, а отнюдь не желудка.
Ничего не говорит желудок и о том, каким путем я должен удовлетворить его законное требование. Что я должен сделать для удовлетворения голода? Отобрать завтрак у первоклассника? Попросить милостыню? Обналичить свою кредитную карточку?… Путь к реализации законного желания ищет опять же моя личная воля.
Наконец, от этой же моей личной воли зависит и то, когда я дам ход именно этому импульсу. В том, что человек хочет поесть, ничего плохого нет. Но если я в храме, во время Литургии встану перед алтарем, достану из своей сумки хот-дог и начну его жевать – это будет грех. Грех рождается как не вовремя и некстати реализованный добрый импульс.
В греческом языке само слово "грех" (амартиа) буквально означает "промах". Промах стрелы, которая попала мимо цели. Среди причин промаха – нетвердая рука, сбитый прицел, возникшие "помехи".
Помехи – это и есть уже упомянутые "фантастические логосы". Человек не осознает ясно, где добро, а где нечто иное, у него начинает двоиться в глазах, вместо подлинной цели подставляется ложная мишень. Ты целишься в неё и попадаешь. Ты достиг своей цели, но сама цель оказалась фантомом. Она только твоя, а не Божья. Твой успех – тоже фантомный, временный, иллюзорный.
Но если человек не заметил этого и обрадовался якобы пораженной мишени, то он вновь и вновь повторяет свой маршрут и в итоге становится несвободен от него: ноги сами несут его по знакомой тропинке.
Так что только что описанная картинка дискуссии между разными фракциями слишком идеальна и оптимистична. Чаще всего дискуссий нет, а низшие фракции просто устанавливают жёсткую диктатуру. "Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть".
Церковно-славянское слово "страсть" на русский язык не стоит переводить как страдание, или влюблённость, или просто сильное чувство. Страсть указывает на то, что в грамматике именуется "страдательным залогом". Страсть есть там, где я – влеком. Там, где со мной что-то происходит. Где не я живу, а меня живут. Где я открыт для влияний, даже идущих из меня, но без моего вызова. Страсть там, где я не господин того, что со мной происходит .
Эту ситуацию страстного плена можно пояснить через эпизод из книги Чарльза Диккенса "Записки Пикквикского клуба". Мистер Пикквик, торопясь куда-то по своим делам, останавливает кэб. Когда он уже взгромождается в этот кэб (повозку), он вдруг обращает внимание на странность ситуации, в которой он оказался. Во-первых, сам мистер Пикквик – человек, я бы сказал, православного телосложения. Во-вторых, кэбмэн (извозчик), тоже человек не худенький. Сама повозка тоже серьёзная, массивная. Зато кляча – тощая-предохлая. Осознав это, Пикквик спрашивает извозчика: "Слушай, а эта кляча нас повезёт?". Кэбмэн же спокойно отвечает: "Не извольте беспокоиться, сэр. Главное – заставить её сделать первый шаг. После этого кэб набирает скорость, и кляча убегает от него, чтобы он её не задавил".
Слишком часто не человек влечет свою душу, контролируя свой образ жизни, речи и мысли, а мы влекомы своими привычками и стереотипными реакциями.
Так вот, путь религиозного подвижника (неважно в данном случае - буддистского монаха или православного) осмысляется самим этим монахом как путь борьбы за свободу. За свободу от внутреннего тирана. "Избавься от давления гормонов на свою совесть, попробуй мыслить более свободно. Избавься от слишком примитивных и предсказуемых психо-физиологических реакций и поведенческих стереотипов, сдери с лица и с жизни те маски, которые на тебя наклеивает твой микросоциум". Главная свобода – в этом, а не в голосовании на каких-то выборах.
Но если человек на этот путь борьбы ещё не встал, то он вполне целостен. Но эта целостность заострена, скорее, вниз. Низшая из фракций влечёт его по жизни.
Как из этого плена выйти? Первый шаг – это горечь самопознания. Она вносит творческий раздрай в былую целостность. "Груз тяжких дум наверх меня тянул, а крылья плоти вниз влекли, в могилу", - говорит Гамлет у Высоцкого.
Покаяние, о котором говорит христианство, есть, прежде всего, разрушение. Разрушение привычных сцеплений привычных реакций. Первая правда, которую находит человек, когда он начинает искать истину – это правда о себе самом, правда о том, что граница добра и зла не проходит по границе "Я" и "Другие". Это печальная правда. Оказывается, что и во мне самом есть зло, источник греха. Тогда человек пробуждается и видит вокруг нечто подобное тому, что увидел Нео, когда проснулся из-под гипноза Матрицы. Он видит уродство.
