...Картина изменилась. Теперь она была куда более спокойной… и знакомой. Она относилась к разделу существующих воспоминаний. Хотя если вдуматься, было что-то жестокое и страшное в виде полузаброшенного, холодного домишки где-то на окраинах Монмартра. Большие хлопья снега то и дело летели в комнату через разбитое окно, а камин еле тлел. Собственно, он давно бы уже потух, если бы Ангел, сидевший на корточках перед камином, не подбрасывал бы в него обломки табуретки и старые книги без обложек. Бесценные издания по искусству живописи безжалостно летели в камин, но и это плохо помогало бы, если бы Ангел не призывал периодически «божественный» огонь. Больше он ничего сейчас не мог сделать, хотя изо всех сил хотел помочь своему другу, стоявшему в стороне перед мольбертом и яростно растиравшему краски на палитре. Убогость комнатушки и нечеловеческие условия, в которых жил тот, кто шутливо называл себя «новым французским Рафаэлем», просто поражала – но Андре давно уже жил на грани реального и вымышленного, загоняя себя сам в мир еще более призрачных грез, чем все вокруг.

Безмолвие длилось один час за другим, и наконец художник обратился к своему другу, все так же молча сидевшему перед камином и символически гревшему возле него руки:

- Можешь, наконец, посмотреть, что у меня получилось из этого.

Ангел немедленно встал и подошел к мольберту. Перед ним открылась изумительная картина – такого поразительного человеческого творения он не видел до сих пор. Она была написана мелкими, быстрыми мазками и распадалась на отдельные точки, стоило подойти совсем близко, но если отойти на несколько шагов – все фантастически преображалось. Набухшее тучами зимнее небо над Парижем – можно было узнать, что это Париж, по силуэту строящегося собора Сакре-Кер, возвышавшемуся над сумасшедшим, ирреальным нагромождением домов – было не серого, а темно-зеленого цвета, и падающие с неба снежинки тоже были изображены художником мазками зеленых тонов. Дома, причудливо искривленные, казались нереальными, а сам собор возвышался почти до неба – темный силуэт, охваченный призрачно-зеленым пламенем.

Он созерцал картину завороженно – минуту за минутой. Несмотря на то, что он давно дружил с художником, он не ожидал, что человеку может открыться подобная красота.

Жессонэ усмехался, перебирая свои кисти.
-Что скажешь? Такого ты, должно быть, еще не видел.

Ангел раздумывал, что сказать, вглядываясь в узор зеленых снежинок, танцующих над ночным Парижем – хаос, превращавшийся в строгую закономерность.

-Как ты смог все… так увидеть? - спросил он, медленно поворачиваясь к художнику.

Жессонэ толкнул ногой одну из многочисленных пустых бутылок, и та, позвякивая, покатилась по грязному деревянному полу.

- Один мой старый приятель, - сказал он, - которого я познакомил с зеленой феей, хотя может быть, сделал это и зря – видел однажды, как стены его комнаты стали полностью прозрачными, и их наполнил зеленый огонь. И когда я смотрю на этот мир, я тоже пытаюсь нарисовать его не таким, как он есть, а таким, как я его вижу. Именно поэтому наши картины не принимает ни один Салон, именно поэтому они обречены гнить на чердаках у старьевщиков и исчезать в прожорливой пасти ломбардов… Но тебе нравится, дружище? То, что мы видим – это и есть истина, не так ли? Но ты смотришь на картину так, будто никогда не видел этот мир… иначе, чем все.

-О нет, мой друг, я вижу его подобным образом… и достаточно часто. Я потому и поражен, что тебе удалось выразить своей кистью то, что я никогда не смог бы выразить с помощью слов…

-И не надо. Имеющий очи пусть увидит сам… если, конечно, кто-нибудь кроме нас с тобой еще увидит эту картину. Впрочем… какая разница? Проверь лучше, не осталось ли там – он указал в угол, где высились уже готовые полотна – немного зеленого эликсира, что дает нам увидеть вещи такими, каковы они есть на самом деле.

Он подмигнул приятелю, скрестил руки на груди и стал ждать. От него веяло странной силой, неугасимым огнем – кому-то из людей удавалось узнать правду о мире, действуя на пределе физических сил, на пределе возможностей – кому-то эта правда открывалась через вдохновение, природа которого программам никогда не была понятна. Он должен был следить за художником, и он подружился с ним, и день за днем любовался на фантастические полотна, в которых отражалась истина – и от этого они были прекрасны.

На одной из старых картин художник и его приятель были нарисованы вместе. Ангел долго отказывался от того, чтобы его нарисовали, но в конце концов согласился. Пока он рылся в углу среди старых полотен, он снова заметил эту картину. Изможденный художник сидел на ней с закрытыми глазами и сам был изображен словно покрытый туманно-красной пеленой, в то время как его друг, сидевший с ним за одним столом, был озарен прерывистым лунным светом, падавшим из окна – зеленый свет луны, цвет Матрицы, цвет абсента. Два друга на картине – в тишине и сосредоточенности – совершали один ритуал; тощей рукой художник держал выщербленный бокал, а друг его с загадочной, почти неземной улыбкой капал в него воду через едва начавший таять сахар.

Жессонэ ждал, а Ангел перебирал пустые бутылки, скопившиеся в углу мастерской. Наконец, он нашел одну, давно открытую, наполненную на две трети подтухшей водой, быстро оглянулся на художника – тот как раз повернулся к картине. Издали «ночной Париж» выглядел еще прекраснее – настоящей застывшей в красках поэзией, симфонией матричного кода. Кому еще из ИИ удастся насладиться ее красотой? Поверят ли его собратья в то, что красота Матрицы может-таки быть понятна людям?

Он не знал и не хотел знать ответ, но знал о том, чего ждет сейчас художник, и пусть это будет крайне нерационально… рядом с Жессонэ Ангел научился думать и ощущать мир почти как люди, на вечно зыбкой грани между логикой и интуицией, когда отбрасывается всякая рациональность – и достигается невозможное.

Он поднял бутылку, наполненную теперь чистейшим расплавленным изумрудом, и поскольку стол, изображенный на старой картине, уже давно сгорел, они с Жессонэ уселись прямо на полу – и посмотрели друг другу в глаза, без слов понимая. Ангел потянулся за бокалом с отбитым краем, Андре вытащил из кармана слегка позеленевшую бронзовую ложку, похожую на лепесток цветка с тонкими прожилками прорезей.

Снег, падавший за окном, казался зеленым в неясном свете уличных фонарей. Огонь все еще трепетал в камине, и красные блики на стенах спорили с зеленым светом луны.

Ничего не менялось…

Out of char: Навеяно всем вместе: книгами М.Корелли «Полынь», Ж-П.Креспеля «Монмартр во времена Пикассо», Ф.Бейкера «Абсент», оперой «Богема»... и чем-то еще, уже не знаю чем.

to be continued...

__________________
~ Глас вопиющего в пустыне реальности... ~
Empty spaces - what are we living for? Abandoned places - I guess we know the score,
On and on, does anybody know what we are looking for?.. The show must go on...
Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking,
But my smile still stays on - the Matrix must go on...

[Почетный член общества охраны памятников архитектуры Кураста и Травинцала]
[Вы нам еще за Айюр ответите!]

Адрес поста | Один пост | Сообщить модератору | IP: Logged